Он перелистнул еще и сердце его замерло – это были фотографии, сделанные уже на той самой стоянке, где Петрушкины встретили свою смерть. Только на снимках они все были еще живы. Вот Петрушкин рубит дрова. Данил с огурцом. Алина стоит возле машины, а из окна выглядывает Аким и смеется.
Потом было пять черных кадров. Гранкин и Бесчетнов переглянулись.
– Это, видимо, момент убийства. Фотоаппарат был у погибшего на ремне в чехле… – сказал Гранкин. – Когда он упал, аппарат сработал под его весом.
Бесчетнов перелистнул – на экранчике было лицо Кулика. Лицо как лицо. То, что он сколько-то минут назад убил четверых человек, никак не отразилось на этом лице.
– Я его спросил – зачем?… – сказал Гранкин.
– И что он? – спросил Петрушкин-старший, уже справившийся со слезами.
– Говорит – хотел красиво пожить… – ответил Гранкин. – Мол, почему одним все, а другим – ничего…
– Вот эту машину Алеша сам перегнал с дальнего востока… – заговорил Петрушкин. – Он рассказывал, что часть маршрута надо было проехать на железнодорожной платформе. Когда машину ставили на платформу, Алеша увидел, что бывалые водители-перегонщики насыпают на платформу щебенку с насыпи. Он говорит: «Зачем?». А они ему отвечают: «Увидишь». Поехали. И попали под обстрел! Вдоль железной дороги то и дело появлялись какие-то пацаны и даже мужики, которые швыряли камни по машинам! А перегонщики отбивались этой самой щебенкой. Алексей потом понять не мог – откуда и сколько же накопилось в людях ненависти к тем, у кого жизнь хоть чуток лучше?! И ведь миллионеры-то машины не гоняют… друг на друге люди злобу вымещают…
– Злости – да, много. Но про то, что друг на друге – не соглашусь… – сказал Гранкин. – не равняйте себя с Куликом и его с собой. Зверушка он. Зверушка… Это юное поколение все такое. Это раньше было: ты им слово, а они тебе десять. А теперь: ты им слово, а они тебя – ножом.
Все замолчали. Петрушкин вернулся к началу съемки и смотрел фотографии с Алексеем, Алиной и детьми снова и снова, будто надеялся что-то еще в них разглядеть.
– А можно мне их скачать? – спросил он.
– Да чего ж… – кивнул Гранкин. Пока он перебрасывал снимки на петрушкинскую флэшку, Петрушкин снова придвинул к себе папку с допросом Тимура.
– А что это? – вдруг удивленно спросил он.
– Что? – оторвался от компьютера Гранкин.
– А вот… – сказал Петрушкин. – «Явка с повинной». Как это – с повинной?
– Мы всегда так делаем… – пожал плечами Гранкин, не больно-то и понявший смысл вопроса.
