— Видишь, Нюрочка, тут дело такое, — вкрадчиво говорит Федя. — Мы с тобой не спеша потянемся с драндулетом, а как выйдем на шоссейку, я тебя — на раму, и как дунем до самого «Богатыря»!
Нюра соображает, что в этом есть резон.
Оскальзаясь, они пробираются через кустарник по сырому склону. Уже заметно рассвело.
— Пропади все пропадом, вот непогода! Ну я с гулянья, мне на работу с утра. А ты? Скажи на милость, не могла до утра, что ли, подождать?
— Ты Юрия Лепина знаешь? — вместо ответа спрашивает Нюра.
— Как же не знать? Дружок. Тракторист наш. А чего спрашиваешь?
— В больницу попал. Вместе с ребенком. Вот несу телеграмму матери. Ее в город вызывают. Может, к шестичасовому успеет.
— Ты из-за этого?
— Служба.
Нюра, конечно, могла бы добавить то, что столько раз за эту беспокойную ночь она повторяла себе: что она вовсе не обязана в такую непогоду топать за восемь верст киселя хлебать, что никто не имел права ее посылать… Но она ничего не говорит.
— Вот, значит, ты какая золотая деваха! — говорит Федя задумчиво и смотрит на нее, словно впервые увидел. — Взлетай!
Он сажает ее на раму. Они летят по шоссейке так, что сосны вдоль дороги сливаются в одну сплошную, беспокойную под ветром коричнево-зеленую ленту.
Среди ночи Леонид Васильевич заглянул к доктору Линде. Хирург спал в кресле. Леонид Васильевич не хотел будить товарища, но тот проснулся от шороха.
— Как мой? — спросил Леонид Васильевич.
— Так же. А с девочкой что? Ты не заходил к Полине?
— Сделали укол. Заснула. Если бы мать поспела к утру… Тут психологический фактор решает.
— Приедет.
— Будем надеяться.
Леонид Васильевич вернулся к себе, в пункт скорой помощи.
— Вызовов нет?
— Пока нет, — Пожилая сестра поглядела на врача. — Легли бы, подремали.
— Нет, выйду на воздух, покурю.
Леонид Васильевич вышел на крыльцо, сел на ступеньку, разминая в пальцах сигарету. Тучи бежали по небу, раскинув свои темные плащи. Где-то стороной прошел сильный дождь.
