«А… Алексей Петрович! Однако с погодкой вас!» — поприветствует старик швейцар. Лешка взглянет мельком в зеркало на свое худощавое лицо, чуть-чуть уже спекшееся в мелкие-мелкие морщинки от весеннего солнца, на светлую волнистую прядь на лбу. В общем, останется доволен. Вот если бы только нос не утицей!
Развернув плечи, пройдет между столиками. И чем черт не шутит? Может быть, опять та девушка в сером свитере крупной вязки сидит у окна, задумчиво смотрит на иероглифы морозного узора на стекле.
У нее русые волосы, небрежно подстриженные модной прической «мальчик без мамы», глаза, чуть удлиненные, под светлыми ресницами, и ногти без маникюра — это он тоже приметил и удивился.
«Разрешите?» — спросит Лешка.
И она, конечно, разрешает…
«Пельмени и жаркое из козули! — заказывает Лешка. — Коньяк? Нет, я непьющий. Мне лимонаду». Лешка косится на соседку: что вы на это скажете? Удивленно дрогнули ее ресницы. Пушистые, светлые ресницы, не намазанные черт те чем и не наклеенные, — ресницы как они есть. И вообще в этой девушке все естественно, она не выкаблучивается, как другие, изо всех сил старающиеся выглядеть не так, как их сотворила природа…
— И-го-го-го! — Лешка закручивает краны и выскакивает из кабины душа. Прямо на диспетчера Аксенова.
Аксенов отталкивает мокрого Лешку:
— Ты что? Ополоумел? Одевайся мигом и к начальству! Живо! На носках!
— Приветик! Что ж, другого никого нет, что ли? Только что ночную смену оттарабанил… — Лешка раздосадован: вот тебе и девушка! Вот тебе и ресницы!
— Однако давай, паря, давай! Опосля разберемся! — Аксенов хлопает дверью душевой.
«Опосля!», «Паря!» У, гуран забайкальский!» — беззлобно ругается Лешка, влезая в брюки.
Завгар лежит под машиной — наружу торчат только толстые ноги в новых пимах.
Ого! Значит, припекло!
Завгар вылезает из-под машины, маленький, кривоногий, как гном. Вытирает ветошью руки и говорит скрипучим гномьим голосом:
— Вот что, Куркин. Сядешь за руль, поедешь в рейс. Под твою, главное дело, личную ответственность!
Перекладывать эту самую ответственность со своих на чужие плечи — завгар на это мастер.
— Далеко ли? — спрашивает Лешка, поеживаясь: после душа ему зябко.
— В Аланор.
«На тысячах нор стоит Аланор», — вспоминает Лешка чьи-то стихи.
— Ездил туда?
— Бывал, — отвечает Лешка, — летом. Когда на грузовой работал.
— Теперь зимой побываешь. Ты, главное дело, смотри, в темпе чтобы ездка была. В темпе.
— А что такое стряслось, Иван Иванович? И в темпе, и под ответственность…
