Гитлер. Неотвратимость судьбы | страница 96



А вот сам Гитлер повел себя недостойно истинного революционера. Пребывая в прострации, он с утра до вечера твердил о самоубийстве и требовал дать ему пистолет. Оружие ему так и не дали, и тогда он объявил голодовку. Сидевший совершенно ни за что в соседней камере Дрекслер быстро отговорил его от этого утомительного и вредного для здоровья занятия. Постепенно Гитлер начинал приходить в себя, и, когда ему сообщили о внезапной смерти его верного друга Дитриха Эккарта, он только пожал плечами.

— Он был прекрасным редактором, — спокойно проговорил он, словно речь шла о совершенно чужом для него человеке, — и никто не сможет заменить его в нашей газете…

Это было все, чем Гитлер помянул столь много сделавшего для него человека.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Никаких документов, которые могли бы скомпрометировать участников путча, почти не было. Полиция искала их без особого рвения. Но она и не могла их найти — все они были спрятаны в стальных сейфах рейхсвера подальше от чужих глаз.

А вот Людендорф и не подумал оправдываться, и его выступления отдавали солдатской прямолинейностью.

— Надежды на спасение отечества, — поведал он суду, — погибли 8 ноября, и случилось это только потому, что фон Кар, фон Лоссов и Зейсер отказались от достижения общих целей и, когда пришел великий час, спрятались в кусты как зайцы. Опасность, однако, все еще существует. Самым мучительным для меня является то, что эти события убедительно доказали — наши правители не способны внушить германскому народу желание свободы…

Помолчав, генерал произнес те самые слова, какие обязан был произнести Гитлер:

— Марксизм нельзя убить из винтовки — его можно победить, только дав народу новую идеологию…

Все остальные заговорщики держались куда более достойно, нежели Гитлер.

— Конечно, я предатель, — издевался над теми самыми судьями, которые всячески пытались уменьшить его вину, Пенер, — и доказывать обратное во время судебного заседания было бы в высшей степени абсурдно!

Рем открыто выразил свое возмущение позорным поведением Гитлера, который публично отрекался от своей веры и предавал всех, кто пошел за ним. Не скрывая презрения к отступнику, он принял сторону Людендорфа и в течение всего процесса вел себя по отношению к фюреру крайне вызывающе. В конце концов отношения между узниками Ландсберга достигли такого накала, что они разделились на две группы и отказывались даже садиться рядом. Вебер и Фрик оставались рядом с Гитлером, а Людендорф, Пенер, Крибель и Рем держались от них поодаль и всячески подчеркивали свое презрение к клятвопреступникам.