«Я знал все о патологических пристрастиях Гитлера, — вторил Цайсслеру Отто Штрассер. — Как и все посвященные в его дела, я слышал во всех подробностях рассказ о тех странных вещах, которые, по словам фрейлен Гофман, Гитлер принуждал ее делать. Однако я искренне полагал, что дочь фотографа — немного истеричка, и откровенно смеялся над ее словами. Но Гели, ничего не знавшая об этом любовном приключении своего дяди, слово в слово повторяла историю, в которую почти невозможно поверить…
Получив таким образом возможность приподнять завесу тайны над одной из сторон личной жизни Гитлера и зная теперь о его неспособностях нормально любить и о тех чудовищных методах получения удовольствия, которыми он компенсировал эту потребность, я не испытывал более никакого благоговения перед псевдоаскетизмом Гитлера…»
Сама Гели однажды в порыве откровения заявила подруге: «Мой дядя — чудовище. Невозможно представить себе, чего он от меня добивается». Добивался же он от нее, чтобы она принимала такие позы, «которые бы отвергла любая профессиональная натурщица». Того же Гитлер требовал и от Евы Браун, и в одном из писем своей подруге та жаловалась, что «ее фюрер» требует от нее «почти неприличных поз».
Из всего сказанного можно сделать какие угодно выводы. Однако ответить на вопрос, чем же на самом деле далеко не самый обворожительный мужчина привлекал к себе слабый пол, который летел на него словно мотылек на зажженную свечу, невозможно. Более того, многие из них заплатили за свое увлечение Гитлером страшную цену.
Почти весь 1925 год Гитлер провел на своей вилле. Присутствие в доме сводной сестры Гитлера мешало его ухаживанию за Гели, и он часто совершал с ней длительные прогулки в горы. Время от времени он приезжал в Мюнхен, но только для того, чтобы сводить свою очаровательную племянницу в театр. Он не желал с ней расставаться ни на минуту, и стал водить Гели на партийные сборища, а уж о посещении ресторанов, кафе, театров и вернисажей и говорить нечего.
Чаще всего в свои редкие приезды в Мюнхен Гитлер посещал издательский офис Аманна. О партийной канцелярии он, похоже, совсем забыл. Что же касается партийной кассы, то он мог быть за нее абсолютно спокоен, поскольку финансами партии заправлял преданный ему Франц Шварц. Но даже ему Гитлер запретил не только влезать в издательские дела, но и появляться у Аманна.
— Аманн будет отчитываться только передо мной! — заявил он.
1925 год с точки зрения строительства партии оказался для Гитлера провальным, и во многом был виноват он сам. Отсутствие в Мюнхене, жизнь на широкую ногу, бесконечные походы с Гели в оперу и пикники в горах делали свое дело. Фюрер все дальше уходил от насущных дел, слухи о его темных денежных делах, связях с видными капиталистами действовали на нервы, и постепенно рядовые партийцы стали задаваться вопросом, что же общего между Адольфом Гитлером и тем самым социализмом, именем которого и называлась их партия.
