— Нет более гнусной лжи, — говорил Рем на одном из партийных выступлений, — чем так называемая общественная мораль. Я наперед констатирую, что не принадлежу к так называемым добросовестным людям, я не гонюсь и за тем, чтобы быть причисленным к ним. А к «нравственным» людям я и подавно не желаю принадлежать, так как опыт показал мне, какого сорта в большинстве случаев их «мораль»… Когда так называемые государственные деятели, народные вожди и прочие распространяются насчет морали, это обычно показывает лишь, что им не приходит ничего лучшего в голову… Когда на этом поприще подвизаются «националистические» литераторы известного пошиба, в большинстве случаев не побывавшие на фронте, то этому, конечно, можно не удивляться… Но если само государство претендует на то, чтобы своими законами властвовать над инстинктами и влечениями человека и направлять их на другие пути, то это представляется мне неразумной и нецелесообразной установкой профанов… И я хочу закончить свою речь теми самыми словами, которые произносит Ганс Сакс у Рихарда Вагнера: «Призраки, призраки, всюду призраки!»
Вот так, ни больше ни меньше! Дать полную свободу диким инстинктам и влечениям! И именно поэтому в окружении Гитлера оказалось достаточно мерзавцев всех оттенков и мастей. Иначе и быть не могло, и «единственное, что можно сказать в пользу этого поколения разнузданных вождей, — писал в своей книге «Путь НСДАП» Конрад Гейден, — это то, что их породило безвременье; оно взвалило на их плечи трагическую вину, которая оказалась сильнее их. Возможно, что и они, и их вина предусмотрены в плане истории».
Среди них были англофилы… Все они были несомненными западниками. Всюду — и на кафедрах университетов, и на думской трибуне — они стремились быть прежде всего «джентльменами»… Но при этом все они, начиная со своего идейного вождя и учителя Милюкова, оставались… «прекрасными теоретическими человеками»…
Если верить процитированному Гейдену, а вместе с ним и самой Истории, то везде к власти на первых порах приходили те, кто был совсем далек от того, что принято называть моралью в общепринятым смысле. Об этом говорил в своих лекциях по истории философии и Гегель. Ничего хорошего в этом, конечно, не было, но в то же время именно все эти лишенные морали люди через грязь и кровь прокладывали мост в будущее, где для них уже не было того простора. Трижды был прав тот же Гейден, когда говорил, что «народ и государство лишь тогда обретут снова свое нравственное содержание, когда это обреченное поколение уйдет с руководства».
