— Не видел… не видел… не видел… — начал повторять он словно в бреду.
Миша снова тряхнул ребенка.
— Да успокойся! Никто тебя не тронет! — рявкнул он.
На этот раз Иштван без слов, одним взглядом приказал офицеру больше так не делать, и вновь обратился к ребенку.
— Вчера вечером, один не хороший человек совершил здесь преступление. Ты видел его?
Услышав о преступлении, мальчик вновь затрясся, словно был сделан из какого-то непонятного жиле, и резко вытянул руки вперед. Иштван не дернулся от его жеста, но внутренне содрогнулся.
— Она придет за нами! — пророческим голосом закричал мальчик. — Она придет и заберет наши души! Они не знали, с чем столкнулись. Глупцы! Глупцы!
Взгляд ребенка стал совершенно безумным, глаза покрылись странной пленкой и заблестели от разрывающего детскую душу страха. Даже Миша невольно поежился от тона с которым говорил мальчик. Это был тон пророка, так Кассандра несла свои пророчества народу.
— О ком ты говоришь? — спросил Иштван, переглядываясь с жандармом.
— Смерть! Смерть! Смерть! За неверующими приходила сама смерть! Я видел эти глаза! Это глаза самой смерти! — истошно закричал мальчик.
Миша не выдержал того голоса, с которым ребенок издавал свои ужасные пророчества и бросил его в сторону мальчика. Тот словно котенок приземлился на четвереньки, и зарычал на своих мучителей.
Иштван вдруг вспомнил про рисунок Машеньки, лежащий в его кармане. Он достал его и показал мальчику.
— Его ты видел? — крикнул Облич.
Мальчик только взглянул на рисунок, так сразу дернулся и шарахнулся назад. Его всего затрясло от внутреннего страха. Он начал судорожно трясти головой, переводя взгляд с жандарма на Облича. В тот же момент он заскулил и ловко прыгнул на парапет. В одно мгновение он нырнул на внешнюю стену звонницы и исчез.
Иштван уж было решил, что ребенок разобьется и бросился к краю, когда заметил, что тот ловко зацепившись за выступы, начал карабкаться на крышу.
— Она придет за всеми вами! — продолжал вопить обезумевший ребенок. — Вернеться! Все вы ляжете под его словом!
Когда голос его стих, Иштван переглянулся с жандармом.
— Ну что думаешь?
— Он сумасшедший, ваше благородие. Хотя когда он заговорил про смерть, у меня аж мурашки по коже пробежали. Жутко так все это.
— Жутко Миша, не то слово как жутко. В том то и дело, что слишком жутко. Кто-то хочет, чтобы мы воспринимали нашего убийцу, как нечто сверхъестественное. Но все это дело рук человеческих, я уверен. Идем.
