Агент начал терять терпение, его лицо побагровело. Я видел, что он взволнован и сердит, хотя всеми силами старается сохранить спокойствие. Он делал вид, будто не замечает Оцеолу, хотя не было сомнений, что в этот момент он только о нем и думает. Продолжая беседовать с генералом, он искоса поглядывал на молодого вождя.
Это продолжалось недолго. Агент окончательно потерял терпение и обратился к переводчику:
— Скажите Онопе, что совет ждет его решения.
Переводчик выполнил приказание.
— Скажу только одно, — ответил молчаливый вождь вождей, не соизволив даже подняться с места. — Я доволен местом, где живу, и не покину родные края.
В ответ на это заявление раздался взрыв одобрительных восклицаний со стороны патриотов. Быть может, это была самая зажигательная речь, когда-либо произнесенная старым Онопой. С этой минуты он действительно стал королем и мог неограниченно повелевать своим народом.
Я взглянул на вождей. Улыбка осветила мягкие черты Холата-мико, угрюмое лицо Хойтл-мэтти сияло радостью, Аллигатор, Облако и Арпиуки пришли в неистовый восторг и даже толстые губы негра Абрама поднялись над деснами, открыв двойной ряд белых, как слоновая кость, зубов в торжествующей усмешке. Братья Оматла и их партия стали чернее тучи. Мрачные взоры выдавали их недовольство, было очевидно, что все они сильно встревожились. И не без основания: до сих пор их только подозревали в измене, теперь же их предательство стало очевидно. Счастье их, что форт Кинг находился рядом, что все это произошло на глазах вооруженных солдат. Американские штыки могли понадобиться изменникам для защиты от разгневанного народа!
Агент окончательно вышел из себя. Он утратил всякое достоинство официального представителя и разразился яростными восклицаниями, угрозами и язвительными насмешками. Он называл вождей по именам и обвинял их во лжи и коварстве. Онопу он обвинял в том, что тот подписал Оклавахский договор. Когда же Онопа стал отрицать это, агент заявил, что он лжет. Даже дикарь не счел нужным отвечать на столь грубое обвинение, а отнесся к нему с молчаливым презрением. Излив изрядное количество желчи на многих вождей, агент обратился к одному из воинов, стоявших впереди, и пронзительно, яростно заорал:
— Это все вы натворили, вы, Пауэлл!
Я вздрогнул и огляделся кругом, чтобы узнать, к кому относились эти слова, кого агент назвал этим именем.
Взгляд и жест агента помогли мне. Угрожающе вытянув руку, он указывал на молодого вождя Оцеолу. Меня как будто осенило. Смутные воспоминания уже всплывали в моем сознании. Мне показалось, что через слой ярко-красной краски я различал черты, которые видел когда-то раньше.
