Мои футбольные годы | страница 36



С того момента, когда команды мастеров стали гораздо больше играть и тренироваться, нагрузки, как и требования к технической квалификации, выросли, прежний откровенный, неуемный пыл стал подчиняться строгим правилам турнирной стратегии. Не возразишь, это естественно.

При такого рода поворотах нередко начинают заново пересматривать и самую суть игры. Едва ли не большинство тренеров заразилось оборончеством, декларации об атакующем футболе произносятся на словах, для приличия. В ходу соревнование не в том, кто больше забьет, а в том, кто меньше пропустит. Из-за этого футбол искажается даже на глаз.

Нельзя же представить, что размеры поля взяты с потолка, нет, они предусматривают наилучшие возможности для содержательной, хорошо смотрящейся с трибун игры — 7350 квадратных метров. Прикиньте, сколько используется обычно: хорошо, если по 15— 20 квадратных метров на футболиста. А половина поля не обжита. Толкотню и тесноту создают вовсе не новейшие тактические построения, а трусость оборонцев, боязнь пропустить, ибо у них нет веры, что сумеют забить в ответ. Иногда мы сидим на лавочке и спрашиваем ДРУГ у друга: «Кто ударил?» В толпе не различишь.

Когда я сейчас вижу в команде двух, а то и одного форварда, испытываю чувство горечи. Прекрасно осведомлен о новых тактических построениях, вижу, что хавбеки, даже защитники, забивают. И все же «сокращение штатов» неминуемо повлекло за собой сведение к минимуму искусства форвардов, наиболее тонкого, изощренного в футбольной игре. Понимаю, что никого не уговорю прибавить в командах нападающих. Но почему-то надеюсь, что о нас, крайних форвардах, еще вспомнят. В этом случае, помимо всего прочего, будут учтены интересы зрителей.

Я вообще полагаю, что футбол в будущем начнет энергичнее совершенствоваться как зрелище. Мне приходилось видеть поля, уложенные по наименьшим из разрешенных правилами размерам, и получать по этому поводу разъяснения, что сделано это для того, чтобы зрители видели больше событий в наиболее интересных для них зонах.

Вернусь к тому, что еще мне претит. Это персональная опека. Вопрос сложный, о нем судят и так и этак много лет разные авторитеты. Не собираюсь касаться его во всем объеме, во всех разветвлениях. Кажется, я был одним из первых нападающих, кто подвергся «персоналке». Итог был таков: когда мне однажды удалось оторваться от опекуна и выйти один на один с вратарем, мой постоянный преследователь настолько поверил, что обязан меня «съесть», что недолго думая ударил меня сзади по обеим ногам. Я упал и был отвезен в больницу. Было ли утешением, что моего обидчика удалили с поля? В конце концов суть не в моем неловком падении, а в том, что против футбола было совершено преступление. И сколько самых лучших пострадало от грубости, от «персоналки»: Г. Федотов, В. Бобров...