Голем обошел мост. Подступил с другой стороны. Вновь просунул в проем руки. Налег. Навалился.
На этот раз долго стараться ему не пришлось.
Треск. Грохот.
Вторая цепь выдержала. Не выдержало крепление моста. Массивное железное кольцо, намертво схваченное с толстым бревном, было вырвано с корнем, с железными скобами, со щепой.
Высвобожденная цепь дернулась в сторону, вверх, звякнула толстыми звеньями о шлем голема, отскочила от брони, расписанной магическими письменами, ударилась о край воротной арки. Тяжело опала вниз.
Мост рухнул. Лег поперек рва. Косо, неровно. Но надежно. Подъемный мост главных городских ворот, способный выдержать пару-тройку груженных купеческих возов, не сломался и под тяжестью шагнувших на него големов.
Трещали доски деревянного настила, гнулись сцепленные воедино бревна, но оберландские великаны все же благополучно перешли ров. Друг за другом, по одному. А перейдя, принялись за работу. За ворота принялись.
Таран человекоподобным оберландским машинам не потребовался. Машины обходились булавами и секирами, удары которых по силе едва ли уступали таранным.
Бфум-ш! Бфум-ш! Бфум-ш!
Грохот стоял неимоверный. Сотрясались дубовые, обитые железом створки, дрожала мощная каменная кладка.
Всем десятерым механическим рыцарям у воротной арки места не было. Големы не могли одновременно крушить преграду, не мешая при этом друг другу. А потому ворота разбивали лишь трое. Остальные семеро стояли в стороне, под стенами и надвратными башнями. Ждали.
Бфум-ш! Бфум-ш! Бфум-ш!
Тяжелые навершия палиц и широкие лезвия огромных секир сминали, рвали и корежили широкие полосы железной обивки, крошили, обращая в щепки, неподатливый мореный дуб. И ничего с этим поделать было нельзя. Остановить неизбежное — невозможно. Да и некому, собственно, останавливать-то уже. Со своего места Дипольд видел: надвратные башни и примыкавшие к ним стены покидали даже те немногие смельчаки, что поначалу пытались обороняться. Видимо, и они в полной мере осознали всю тщетность своих усилий.
Бфум-ш! Бфум-ш! Бфум-ш! — громыхало над обезлюдевшими укреплениями и опустевшими привратными кварталами.
Скоро ворота падут. Скоро воины Альфреда Чернокнижника вступят в Нидербург, даже не прибегнув к разрушительной силе своей артиллерии. В самом деле, к чему обстреливать город, который уже утратил волю к сопротивлению, который можно брать голыми руками? Зачем жечь порох, зачем тратить магиерские снаряды на умерщвление нидербуржцев, сердца которых полны ужаса?
