— Прости, милый… Я бежала… От самой остановки.
Стою я остолбенелый. Она при свете-то вся в веснушках. Не волосы, а оранжевая грива. А глаза, как янтарь с крапинками. Красавица — другого слова нет, я чуть не ослеп от ее красоты. Не мог и подумать, что мне так подфартило. Ну, а фигура при свете еще пышнее, чем в темноте. Особенно известная часть тела. Смотрю я на нее, она на меня. Приветливо смотрит и нежно:
— Ах! — выдохнула. — А ты ж синеглазый! Синеглазый мой! — и чмокнула меня в щеку.
О чем фильм не помню, мне было не него, меня переполняли нешуточные чувства, я, можно сказать, второй раз втрескался в нее. Но раньше только и думал, как бы затащить ее в укромное местечко, а сейчас и просто сидеть с ней было приятно.
После фильма я предложил освежиться, выпить сухого.
— Как хочешь, милый.
Только разве в наши кабаки в воскресенье попадешь?! В общем, потыркались мы в две-три забегаловки и плюнули на это дело. Только я хотел заикнуться про лесок, на природе распить бутылку вина, как она пропела своим плывучим голосом:
— Знаешь что, милый? Если хочешь, давай купим вино и пойдем ко мне. Я живу с тетей, она тебе понравится.
Понравится! Надо видеть эту молодящуюся развалину с откляченным задом! Страхолюдина! В ярком цветастом платье, как клумба. Каждый тюльпанчик на платье с ведро. Таким цветочком убить можно. А имя! Элеонора Брониславовна. Умора! Я-то ее «ведьмой» прозвал. Водянистые глаза, ватный рот, и тоже грудастая. Наверно, раньше ее груди напоминали бастионы, а теперь болтались, как дыни в авоськах, то есть выглядели сдавшимися бастионами…
Тетка совсем выжила из ума. Тащила с собой весь мешок печалей, и только и знала пускать без причины слезу. У нее прямо глаза были на мокром месте. А то вдруг ни с того ни с сего как захохочет. С ней частенько такое бывало.
Когда я вошел, она оглядела меня придирчиво, как лошадь на базаре, и засмеялась дребезжащим смехом. «И где ты такого подцепила?» — говорила вся ее рожа. От всяких кремов ее кожа напоминала шелуху картошки. Цветочек потом сказала, что она двадцать лет потратила на выведение прыщей.
Тетка произнесла свое имя и зашаркала накрывать на стол. Она тоже с нами выпила и начала поправлять прическу такими же сонными движениями, как Цветочек. Прихорашиваясь, она завела тягомотину:
— Проклятое время! Понимаете, что я хочу сказать? Оно так быстро бежит. Когда-то я тоже собиралась выходить замуж, но законы небес…
Тоже! Как будто я свататься пришел. Может, ей Цветана чего напела? Я взглянул на свое сокровище — жует, улыбается как ни в чем не бывало.
