Моя мать частенько повторяла: «Жизнь прожить — не поле перейти». Я, помнится, все морщился: «Мать, брось ты свои присказки!». А теперь, в пятьдесят лет, думаю: «Что верно, то верно. Все-таки не так мало дней вмещает человеческая жизнь». Теперь-то я в полной мере осознал, сколько всего случается в погоне за счастьем. А наша жизнь в конечном счете не что иное, как эта погоня. Да и что оно такое, счастье?! Быть может, оно и есть все наши мытарства?! Может, даже счастье само по себе — довольно скучная штука, а вот путь к нему и представляет главную ценность.
Одно я знаю определенно: в юности для меня счастье сводилось к тому, чтобы иметь интересную работу, благополучную семью, друзей, и попутешествовать. Теперь у меня интересная работа. Особых высот я не достиг, но и не огорчаюсь, ведь там, наверху, проворачивают крутые делишки, там только и дергаешься, держишься за кресло. Семья у меня не очень благополучная, но достаточно крепкая, во всяком случае, ни я, ни Цветанка не собираемся ее разрушать. Друзей у меня — хоть отбавляй, а вот попутешествовал маловато, все откладывал на потом. А не чувствую себя счастливым, потому что уже похоронил мать и немало друзей, одни из которых умерли слишком рано, другие не имели ни интересной работы, ни благополучной семьи, то есть не пожили, как подобает. Вот и получается, что наше счастье еще зависит от личной жизни близких людей, а если копнуть глубже — то и от многого другого.
Смешно, но мне всегда хотелось быть постарше. И в двадцать, и в тридцать лет, и даже в сорок я лихорадочно подгонял жизнь, чтобы быстрее состариться. При случае, прибавлял себе пару годков — как-то было стыдно быть молодым, зеленым, неопытным.
Наверно, это происходило оттого, что меня вечно окружали более старшие приятели, вроде Вадьки или Кольки. А скорее всего — я страдал комплексом неполноценности, как сейчас выражаются. Зато я ужасно обрадовался, когда в сорок пять лет у меня появились живот, и лысина, и морщины на лице, и мешки под глазами. «Ну вот, наконец-то, выгляжу серьезным, мудрым, — решил я. — Теперь я опытный и уверен в себе. До этого все было мальчишеством, а теперь начинается настоящая жизнь мужчины средних лет. Не мешало бы таким и законсервироваться на пару-тройку десятилетий, а потом сразу сыграть в ящик без всякого там дряхления».
Но не тут-то было. Начали одолевать болезни, усталость; появился бронхит, отложение солей; спал тяжело, поднимался с трудом. Я стал ворчливым, раздражительным. И главное, до меня дошло, что большая часть «настоящего» уже позади. Я вдруг обнаружил — на улицах и в общественном транспорте таких, как я, гораздо меньше, чем молодых, красивых, жизнерадостных людей. Это было ошеломляющее открытие. «Надо спешить, — говорил сам себе, — скорее делать что задумал, и путешествия откладывать нельзя».
