— Богатство, богатство! У меня, к примеру, ничего нет, кроме друзей, — дед обвел седые и лысые головы широким жестом. — Но этим я и богат. А мои ученики, которые сейчас работают по всему городу?! У каждого, кроме учителей, должны быть ученики, — дед закурил и исчез в клубах дыма, потом возник снова: — Я вырос, знаешь, где? В Средней Азии! Там воды совсем нет. Потому и стал водопроводчиком, что с детства люблю воду. В воде есть волшебство, точно, — дед снова затянулся, а старики закивали:
— Деньги не должны быть главным в жизни… Достаток лучше богатства…. Можно быть бедным и счастливым…
Выпустив дым, дед разогнал его рукой и продолжил:
— Сколько я на своем веку труб проложил, один Бог знает, сколько людей напоил. В этом и есть мое богатство… А фонтан в парке знаешь? Я делал… Ребятишкам там раздолье: купаются, монеты достают. А взрослым радость от красоты и прохлады. Это тоже мое богатство… А твои клады?! Такие богатства не сделают тебя счастливым. Вот увидишь, вспомнишь нас, стариков… Никакие богатства не сделают тебя счастливым, если ты живешь только для себя… Деньги ведь наполняют карманы, но не сердце…
Дед потушил трубку, высыпал в баночку пепел, поклонился и вышел на улицу. Было не ясно, что означал этот поклон и кому он предназначался. То ли мне в назидание, как представителю безмозглого поколения, то ли своим друзьям, как ритуал закрытия их собрания. Впрочем, дед всегда красиво уходил, только в тот раз сделал это слишком рано — наверно, по ошибке, но это и простительно — он был чересчур взволнован.
Как ни странно, красивые и мощные сентенции деда возымели свое действие: с того дня мне стали глубоко безразличны богатые люди и даже деньги превратились почти что в фантики.
Однажды, чтобы «восстановить жизненные силы», меня отправили на дачу к тете Груне. Мне было тогда двенадцать лет — как раз тот возраст, когда в каждого мальчишку вселяются вначале самовлюбленность и уверенность, потом какое-то смутное чувство, похожее на любовь. Я не был исключением, правда, у меня все шло в обратной последовательности, и мое чувство было далеко не смутным.
В дачном поселке жила худая светловолосая девчонка с задумчивой, блуждающей улыбкой и огромными темными глазищами, как два паука. Ее настоящее имя было Юлька, но все звали ее Тихоня, потому что она говорила слишком тихо. Юлька была такая красивая, что я боялся на нее смотреть — чуть завидев ее, сразу опускал голову. Если в тот момент Юлька и заговаривала со мной, я все равно ее не слышал, только видел, как двигаются ее губы; а когда однажды Юлька прикоснулась к моей руке, я онемел, словно обмороженный.
