«Прямо посреди отбросов, испражнений животных и ржавого железа», — подумал он и содрогнулся.
После некоторой паузы Аннет произнесла:
— Я тоже голосую «за».
Произошло голосование. Только Говард Строу высказался против. Таким образом, предложение Бэйнса было принято.
— Строу, — отрывисто проговорила Аннет, — теперь вы обязаны использовать чудесное оружие, которым так хвалились. Раз вы, маны, столь воинственны, то вы и должны возглавить атаку на Гандитаун. — Для Бэйнса она добавила:
— А вы, пары, организуете ее. — Теперь, когда все было решено, она казалась совершенно спокойной.
Ингрид Хибблер вкрадчиво заговорила, обращаясь к Строу:
— Позволю себе обратить ваше внимание на следующий факт: если война разразится в Гандитауне или вблизи него, она не должна затронуть другие поселения. Думали ли вы об этом?
— Представляю себе, что значит сражаться в Гандитауне, — пробормотал Строу. — Идти по пояс в… — он замолк. Потом повернулся к Якобу Симиону и Омару Даймонду:
— Нужно собрать всех шизских и гебских святых, провидцев и парапсихологов. Много ли их в ваших поселениях и можно ли задействовать их?
— Думаю, да, — ответил Даймонд. Симион кивнул.
— Помимо чудесного оружия с Да Винчских Высот и талантов гебских и шизских святых, — сказала Аннет, — все остальные кланы тоже должны внести свой посильный вклад в сопротивление захватчикам.
Госпожа Хибблер сказала:
— Если бы удалось узнать имена пришельцев, мы смогли бы составить на них астрологические карты и отыскать их слабые места. А если бы у нас имелись точные даты их рождения…
— Я говорю о том, — прервала ее Аннет, — что оружие манов плюс организаторские способности паров в сочетании с парапсихологическим даром гебов и шизов окажутся гораздо более полезными.
— Спасибо вам, — сказал Якоб Симион, — за то, что не бросили Гандитаун. — Он с немой благодарностью уставился на Габриэля Бэйнса.
Впервые за много месяцев, а возможно и лет, Бэйнс почувствовал, как его настороженность тает; он ощутил легкий приступ эйфории, отдохновения. Он кому-то нравился. Пусть даже только гебу — для него и это значило слишком много.
Возникшее чувство напомнило ему детство. То беззаботное время, когда он еще не нашел царское решение.
