В редакции ориентировались совсем на других женщин: уверенных в себе, сильных, идущих к цели напролом. В их жизни мужчины занимали далеко не первое место и не значили почти ничего. А уж страдать из-за кого-нибудь, терзаться сомнениями или мучиться от ревности считалось чем-то постыдным, как болезнь, которую надо тщательно скрывать от окружающих.
Поэтому Элис даже не с кем было посоветоваться. Обратись она к Сандре или Надин с вопросом, оставлять ли ребенка, те, не задумываясь ни на секунду, дали бы отрицательный ответ. Но Элис еще не превратилась окончательно в амазонку, да она в глубине души и не хотела этого. Подчиняясь неписаным законам «Золотой орхидеи», она пыталась выработать в себе защитный рефлекс ко всему, что было связано с любовными переживаниями, но так и не смогла.
Да, она спокойно обсуждала с сотрудницами недостатки мужчин, смеялась над их глупостью и самоуверенностью, утверждала, что карьера важнее всего, но до конца не верила в это. Потому что с детства мечтала о большой семье и своем доме, где царили бы радость и нежность, о детях и верном заботливом муже, который будил бы ее по утрам поцелуем… Но сколько женщин на свете мечтают о подобном маленьком счастье, а остаются ни с чем.
Усталость сморила Элис, и Мэтью, прислушиваясь к тихому дыханию, осторожно укрыл ее колени своей курткой. Он ничем не мог помочь, и эта беспомощность причиняла боль. Для семьи Пристли он всего-навсего бывший врач Элизабет, и за прошедшие годы о нем, наверное, попросту забыли. Питер, отец Элис, был весьма удивлен, услышав его голос в телефонной трубке. Что ж, этого следовало ожидать. Мэтью беспокоило другое: как произойдет встреча с Кэтрин, не станет ли она снова возвращаться к тем непонятным и странным отношениям, что связывали их прежде.
Для Элис это было бы неприятно, и к чему причинять ей лишнюю боль, особенно сейчас? Но оставить ее в одиночестве Мэтью не мог, не хотел. Глядя на бледное лицо с полураскрытыми губами, он едва удерживался от желания поцеловать ее. Эта нежная кожа, усыпанная крохотными веснушками, словно звала прикоснуться кончиками пальцев, разгладить едва заметные морщинки в уголках губ.
Мэтью приподнял руку, но так и не решился дотронуться до спящей Элис. Имеет ли он право надеяться? Он, кто не раз ранил ее сердце обидами, кто не находил в себе смелости признаться в любви и оправдывал свои проступки неудачно сложившимися обстоятельствами? Невозможно всю жизнь полагаться на свою счастливую судьбу, когда-нибудь она обманет. Мэтью с горечью усмехнулся: он сам все испортил. Если бы еще тогда, в Лондоне, он дал понять Кэтрин, что ей не стоит строить радужных, но неосуществимых планов… Но теперь слишком поздно: страницы не перепишешь, и, значит, остается только ждать.
