Поэтому она должна, неизвестно как, но должна, убедить Роберта Керрингтона заключить с ними контракт.
Элеонора сделала глубокий вдох, поправила волосы и, взяв поднос, пошла в кабинет.
Керрингтон стоял у окна, глядя на полупустую сырую улицу. Он был высокого роста, хорошего телосложения, широкоплечий и уверенный в себе — это чувствовалось даже со спины. Его коротко стриженные русые волосы слегка вились у основания шеи. Он неспешно повернулся, и Элеонора в первую очередь посмотрела в его глаза.
Элеонора ожидала увидеть мужчину лет пятидесяти, ярко одетого, умело использующего отрепетированное обаяние. Роберт Керрингтон был молод. И что-то в его внешности сразу же ошеломило ее.
Она продолжала молча рассматривать его, когда он удивленно повел бровью. Краска прилила к ее щекам, и Элеонора с грохотом поставила поднос на стол.
— Мистер Керрингтон, я Элеонора Смит.
Он твердо пожал ее руку, а Элеонора поймала себя на том, что не может оторвать взгляд от его глаз.
— То есть, вы и есть та мисс Смит, партнер фирмы «Смит и Бенсон»? — У него был глубокий и притягательный голос, и этот голос прервал ее оцепенение.
— Д-да, — пробормотала она.
Он посмотрел на поднос с чаем, потом снова на нее.
— А еще вы подрабатываете секретаршей, да?
Элеоноре пришлось приложить немалые усилия, чтобы взять себя в руки.
— К сожалению, сейчас мы испытываем недостаток в работниках. — Она попыталась ответить холодно, с чувством собственного достоинства. Он в это время продолжал рассматривать ее с легкой иронией во взгляде.
Элеонора почувствовала слабость во всем теле и опустилась в кресло за столом, предложив и Роберту присесть. Он устроился напротив нее.
— Вам чай с молоком, с сахаром? — спросила Элеонора, протягивая руку к чайнику.
— Молока совсем немного. Сахара не надо. — И тут, совершенно неожиданно для нее добавил: — Я и так сладкий.
Да уж, скажите это кому-нибудь другому, подумала Элеонора.
Она налила чашку чая дрожащими руками и передала ее Роберту, но в последний момент ее рука дернулась, и чай пролился сначала на блюдце, а потом на брюки Роберта.
Пока Элеонора, не в силах пошевелиться от ужаса, сидела, прикованная к стулу, он молча встал, достал из кармана платок и принялся не спеша вытирать брюки.
Он был так спокоен и невозмутим, что Элеоноре стало еще больше не по себе. Уж лучше бы он выругался, вскочил бы. Именно так поступил бы Дэвид.
— П-простите меня, пожалуйста, — выдавила из себя Элеонора. — Я надеюсь, вы не обожглись?
