… Было это поздней осенью сорок седьмого, где-то в девятом часу в моей квартире раздался телефонный звонок. Приглушенный вкрадчивый бас сообщил, что на проводе Сталин.
– Ну как, научился играть в шахматы?. . Могу преподать урок, бесплатно… – знакомо сострил Сталин.
Игра затянулась за полночь.
– Переночуешь у меня, а утром продолжим партию. .
Хозяину возражать не полагалось.
Сталин швырнул на кожаный диван подушку, плед, и, не глядя на меня, сказал:
– Да, все забываю тебе сказать, Берия видел во сне, будто ты готовишь на меня покушение.
Меня бросило в холодный пот. Я инстинктивно сделал шаг к двери, но тут же осекся.
Сталин сделал вид, что не замечает моего замешательства. Зашторил окно, погасил светильник. Не спеша разделся, лег. Включил ночник. Долго раскуривал трубку. Раскрыл томик Пушкина и погрузился в чтение.
Пять мучительных, казавшихся вечностью, часов я проле-
жал на спине, сдавив дыхание, боясь шелохнуться – что если Сталину почудится недобрым мое…
На рассвете Сталин отложил книгу, выключил ночник и, повернувшись к стенке, сказал:
– Ты что не спишь?. . Это я так, пошутил… Ведь это только сон, пусть Берии… А ты, я вижу струсил… Выбрось эту чепуху из головы… Пока ты исправно проигрываешь в шахматы, Берия тебе не страшен.
Сталин, уткнувшись в подушку, беззвучно рассмеялся.
* * *
Дмитрий Налбандян:
В ноябре 1947 года торжественно отмечалось тридцатилетие Октября. Были подготовлены две праздничные экспозиции произведений изобразительного искусства. Одна в Третьяковской галерее, другая, рангом ниже, на Кузнецком мосту, в выставочном зале Союза художников.
У входов на обе выставки, естественно, висели портреты Сталина. В «Третьяковке» – Александра Герасимова, на Кузнецком – мой.
Каждое утро я приходил на выставку поглядеть, как оценивают «моего» Сталина зрители.
Однажды, придя в обычный час на Кузнецкий, я не обнаружил портрета. На огромной стене вестибюля красовался одинокий железный крюк.
Директор-распорядитель выставки рассказал мне о том, что произошло прошлым утром, днем, вечером, а затем ночью.
Вчера, еше до открытия выставки ее посетил Тито. Внимание высокого гостя привлек портрет Сталина. Он отметил «поразительное сходство портрета с оригиналом, и в то же время монументальное величие образа вождя».
Тито пообещал «сегодня же рассказать Сталину о портрете».
А потом, все стало разворачиваться словно по добротно сработанному сценарию.
В середине дня позвонил Храпченко, председатель комитета по делам искусств – поручил «срочно подготовить портрет к транспортировке в Кремль».
