Путевые знаки | страница 119



Мы положили Математика на широкую лавку, Владимир Павлович сказал, что посмотрит за ним, а я с хозяевами вышел наружу. Лошадь завели в конюшню, вплотную пристроенную к дому. Судя по конфигурации, здесь в прежние времена должен был быть гараж. Я, думая чем-то помочь, пошёл за водой к колодцу.

Скрипнул ворот, ухнуло вниз, роняя комки снега, ведро. Когда я вернулся, лошадь уже распрягли и, когда она остыла, стали поить принесенной мною водой.

Всё-то тут было налажено, и даже одеяла нашли нам сразу же, хоть они оказались довольно ветхими.

Мы заснули стремительно, будто падая в пропасть, крепко и сладко, как спал я в детстве, вернувшись со двора, набегавшись и устав.

И ничего мне не снилось.


Хозяйка утром накормила нас с Владимиром Павловичем какой-то зерновой кашей и принялась слушать наши рассказы. Мы, памятуя неудачный опыт с разными собеседниками, были осторожны в оценках виденного и подвирали самую малость.

Потом я разговорился с хозяйкой. Оказалось, что община жила здесь давно, со времени Катаклизма. Тут был дачный посёлок для небедных в общем-то людей.

Незадолго до Катаклизма они выстроили тут свои добротные дома, да так и не успели ими воспользоваться. Никто из богатых хозяев сюда не доехал и, видать, не доедет никогда. Поэтому здесь поселились несколько семей неформалов, бежавших из Твери.

Неформалы плодились и множились, сохранили привычки своих хипповских родителей и пламенную любовь к какому-то профессору, которому молились наравне со скандинавскими богами. Профессор, видимо, из Тверского университета был для них чем-то вроде Будды, только оставившим своё Писание. Имена этих божеств довольно смешно звучали для меня, но они сами к ним за двадцать лет привыкли. За двадцать-то лет и в Сталина, и брата его Кагановича поверишь, в этом я уже убедился.

Хозяйку нашего дома звали Лариса.

Лариса, Лара – это было прежнее имя, тут, в общине, её звали сложным именем, кончавшимся на «эль». «Она – девушка без возраста», – подумал я сразу. В подземельях женщины стареют по-другому, там всё другое. А здесь передо мной стояла женщина не то двадцати лет, не то сорока – всё из-за того, что она была такой подвижной. Носила Лара какой-то странный наряд, похожий на балахон, доходивший до щиколоток, только перехваченный под грудью каким-то руническим ремешком.

К этим рунам я относился скептически, но ни с чем не спорил. Если уж я сдерживался перед адептами Ночной красавицы, перед верующими, как в Бога, в Сталина и не спорил с буддистами Судного дня, то уж руническая вязь и кельтские молитвы меня точно не пугали.