Балканский синдром | страница 64



– Думаю, они ошибаются, – возразила Даниэла, поставив свой бокал на столик и доставая сигарету. – Я ничем не смогу им помочь. Но они никак не успокоятся. Сначала выгнали меня с работы, теперь следят за каждым моим шагом. Если бы я была завербована иностранными спецслужбами и убила его, то почему тогда уже два месяца сижу в Белграде? У меня ведь не отобрали паспорт, и я могла давно уехать куда-нибудь, в Германию или Венгрию, где у меня сохранились хорошие связи. Об этом они не подумали.

– Как раз наоборот. Если вы замешаны в убийстве, то вы должны вести себя как можно спокойнее и никуда не отлучаться, чтобы не дать повода для своего преследования, – возразил Дронго. – Кстати, неужели они не забрали ваш паспорт?

– Вернули через три дня, – призналась Даниэла. – По-моему, поняли, что я абсолютно непричастна к этому непонятному убийству. Баштич был моим другом и покровителем. Именно он вытащил меня из Венгрии, устроив в министерство иностранных дел, и именно он потом способствовал моему переходу в канцелярию кабинета министров. Зачем мне убивать своего друга и благодетеля? Это ведь абсурд!

– Они полагают, что у вас могла быть личная или какая-то иная причина. Пытаются понять, что произошло в тот вечер в особняке. И нужно сказать, что вы смогли вызвать достаточно большое подозрение к своей персоне.

– Почему? – спросила она, затягиваясь.

– Господин Баштич оказал вам медвежью услугу. Он сумел изъять из вашего личного дела неприятный инцидент, когда в молодые годы вы были поставлены на учет в полицию и зарегистрированы там за избиение студента, учившегося вместе с вами.

Даниэла замерла. Осторожно опустила руку, потушила сигарету и взяла свой бокал с шампанским. Дронго терпеливо ждал. Она не стала пить и поставила бокал обратно. Затем нервно произнесла:

– Значит, им все известно. И вы тоже думаете, что я могу убить человека? Или избить его до полусмерти просто так, в силу своего плохого характера или дурного воспитания?

– Однажды вы это уже сделали.

– Да. И этого действительно не было в моем личном деле. Баштич настоял, чтобы я о том случае никому не говорила, иначе меня бы не взяли на работу ни в МИД, ни в кабинет министров. Не знаю, каким образом, но ему удалось убрать эту историю из моего личного дела.

– А случай действительно имел место быть?

– Конечно, – встрепенулась Даниэла, – а вы разве не знаете подробностей?

– Нет, не знаю.

– Это произошло пятнадцать лет назад. Я тогда оканчивала университет и выступала на соревнованиях по плаванию. Об этом я вам говорила. У меня была подруга Павлина, с которой мы вместе представляли наш университет на соревнованиях. А она встречалась с одним молодым человеком. Однажды Павлина не явилась на соревнование, и я узнала, что она в больнице. Оказывается, ее молодой человек проиграл свою подругу в карты. Можете себе представить, какой мерзавец! И моя бедная подруга поехала к нему домой, не зная, что там ее ждут трое подонков, которые изнасиловали ее. Всех троих арестовали, а самого главного подлеца отпустили, ведь формально нельзя было арестовать за «проигрыш в карты». И его не было в доме, когда это там произошло. Он сумел вывернуться, показав на следствии, что ключи у него украли знакомые. Но мы все знали, что произошло на самом деле. И когда он пришел в университет, я, не выдержав, надавала ему при всех по щекам. Врезала ему несколько раз, а рука у меня достаточно сильная. Он даже не сопротивлялся. Все это видели преподаватели и другие студенты. Меня забрали в полицию, но он не стал писать жалобу, и меня отпустили, хотя и поставили на учет за злостное хулиганство. Вот так я стала не очень благонадежной особой с точки зрения нашей полиции. Время тогда было плохое, везде шли войны. И вскоре я уехала на работу в Германию. Что было потом, вы знаете. – Она снова достала сигарету, закурила.