С Вороньего камня, словно оправдывая его название, поднялась огромная стая ворон и почти молча направилась в сторону рыцарей. И только там вдруг принялась каркать. Все замерли, каждому подумалось, что вороны о чем‑то предупредили. О чем? Что с той стороны несется черная стая падальщиков? Или о том, что там беда? Александр понял, что пора подбодрить людей. Построились давно, это немцы запаздывают, русские переминаются с ноги на ногу. Скоро устанут, расслабятся, а этого делать нельзя. Немцы такого не простят, у них хватка железная.
Князь поехал вдоль выстроенного войска. На коне сидел, как всегда, прямо, голову держал гордо. Каждый полк приветствовал отдельно, каждому сказал свои слова. Смотрел на ополчение и понимал, что многих видит в последний раз. Еще вчера многое было людям сказано, обещано в случае гибели не забыть семьи, славить героев по всей Руси. Новгородцы верили, они помнили, как возвращались после победы на Неве и рассказывали остальным, что князь и впрямь не забудет. Для человека это тоже важно – знать, что твои родные не будут пухнуть с голоду оттого, что ты голову сложил, всю Русь защищая.
Подъехал к всадникам во главе с братом князем Андреем. Братья обнялись, князь Андрей вздохнул:
– Свидимся ли еще?
Александр возразил:
– Мы победим! С нами Бог! За нами правда!
Объехав и поприветствовав всех, князь вернулся к Вороньему камню.
Оттуда он будет следить за началом битвы, а потом, когда все пойдет как надо, тоже вступит в бой, нанося решающий последний удар.
Со скалы видно, как вдали строился, приобретая четкие очертания, немецкий клин, как он начал медленное, очень медленное движение в сторону русских. Это действительно было устрашающее зрелище, на что и рассчитывали рыцари, испугать противника еще до того, как начнется бой, – дорого стоит. Печатая шаг, так, чтобы пешие кнехты внутри строя успевали идти, а не бежать, иначе выдохнутся раньше времени, рыцари приближались к Вороньему камню. Скоро наступит момент, когда всадники оставят своих кнехтов и перейдут на рысь, все ускоряя и ускоряя движение. Ничего, что пешие отстанут, когда клин пробьет, сомнет ряды противника, кнехтам будет чем заняться, их дело добивать поверженных, а еще помогать рыцарям, если вдруг кого‑то из них постигнет неудача вроде падения с лошади.
Казалось, от движения огромной массы людей и лошадей, закованных в броню, дрожал сам лед.
Когда‑то мне казалось, что ничего страшнее вала ордынской конницы нет. Когда тысячи черных всадников на невысоких лошадках несутся на тебя, пусть и не слишком быстро, но в таком количестве, что выглядят ошалевшим осиным роем, появляется жуткое желание просто удрать. И оставаться на месте или вообще скакать вперед заставляет только усилие воли либо понимание, что просто ждать гибели глупо.
