Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер | страница 6
Однако еще и в течение XII в. происходили миролюбивые сношения между Константинополем и Римом. Этому способствовал император Алексей Комнин, отправивший к папе Пасхалию II посольство с предложением защиты против чинимых ему притеснений императором Генрихом. Основываясь на современных летописях и судя по грамотам Алексея Комнина к папам Урбану и Пасхалию, можно предположить, что Комнин, несмотря на распри с крестоносцами, был в постоянном общении с Римом. Послы от Царьграда присутствовали иногда и на Латеранских Соборах, бывших в течение XII в. и почитавшихся Западом Вселенскими, но вопрос о соединении Церквей на этих Соборах не поднимался и как будто не был актуальным.
В 1149 г. папа Евгений, получив из Константинополя послание, в котором были изложены спорные пункты между Восточной и Западной Церквами, запросил Саксонского епископа Ансельма, принимавшего ранее в Константинополе участие в прениях по спорным пунктам с Никомидийским архиепископом Никитой, и получил от Ансельма ответ, что в споре об исхождении Св. Духа Никита будто бы с ним соглашался, но говорил, что такой важный вопрос нельзя решать без Вселенского Собора. О первенстве же Римской кафедры Никита выразился так: «Мы не отказываем ей в первенстве между сестрами, т.е. патриаршими Церквами, и мы дозволяем ей председать на Соборах Вселенских, но она отделилась от нас своей надменностью, когда, выступив из своих пределов, разделила империю и вместе Церкви Востока и Запада. Когда созывают без нас Соборы из епископов Запада, они должны с уважением принимать и соблюдать правила, устанавливаемые с их согласия и совета, но для нас, хотя мы и не имеем разделения в вере с Римской Церковью, как могут быть приемлемы каноны, изданные без ведома нашего? Ибо если папа намерен посылать нам указы, гремя с высоты своего престола, судить и рядить наши Церкви без нашего совета, только по свой прихоти, то где же тут братство? Мы были бы рабами, а не чадами Церкви! И если бы надлежало нести столь тяжелое иго, и одна бы Римская Церковь пользовалась желанной ей свободой и давала бы законы всем прочим, не подчиняясь сама никакому закону, к чему послужило бы нам тогда знание Св. Писания? К чему разум? Одна власть папская, которая, по словам вашим, выше всех человеков, делает все сие тщетным; папа будет единым епископом, единым учителем, единым пастырем, который даст ответ за стадо, ему единому вверенное. Если же хочет иметь работников, которые бы вместе с ним трудились в вертограде Христовом, пусть сохраняет свое первенство, не презирая братий, возрожденных Иисусом Христом в лоне Церкви не для рабства, а для свободы, ибо все мы, по словам апостола, должны предстать на судилище Христово; все, говорит он, не исключая и папы, и его самого, хотя был апостолом. Посему мы не находим ни в каком Символе, что должно исповедовать Церковь Римскую, но Церковь Святую, Соборную и Апостольскую. Вот что я говорю о Римской Церкви, которую вместе с вами уважаю; но не полагаю, как вы, должным ей во всем последовать, ни оставлять наши обряды для ее обрядов, не проверив оные прежде разумом и властью Писания Священного, ни идти за ней слепо, закрыв глаза, повсюду, куда только заблагорассудит вести по собственному ее разумению. Мудрым между греками и латинами подобает рассудить, полезно ли и честно ли было нам так действовать» (Флери. Кн. LXIX, гл. 42).