Русские подвижники 19-ого века | страница 52



"Не попеняйте на меня, Господа ради, что оставляю вас. Отхожу не ради того, чтобы вынужден был вас оставить. Ваша доброта не допустила бы меня переменить вас на другую паству. Но, как ведомый, ведусь на свободное от забот пребывание, ища и чая лучшего, — как это сродно естеству нашему. Как это могло образоваться, не берусь объяснять. Одно скажу, что кроме внешнего течения событий, определяющих наши дела, есть внутренние изменения расположений, доводящие до известных решимостей; есть, кроме внешней необходимости, необходимость внутренняя, которой внемлет совесть и которой не сильно противоречит сердце. Находясь в том положении, об одном прошу любовь вашу, — оставя осуждения сделанного уже мною шага, усугубьте молитву вашу, да не отщетит Господь чаяния моего и дарует мне, хоть не без трудов, обрести искомое мною. И я буду молиться о вас, — буду молиться, чтоб Господь всегда ниспосылал вам всякое благо, — улучшал благосостояние и отвращал всякую беду, паче же чтоб устроял ваше спасение. Спасайтесь, и спасетесь о Господе! Лучшего пожелать вам не умею. Все будет, когда спасены будете".

И началась на 28 лет эта уединенная, полная непрерывных трудов жизнь.

Первые шесть лет епископ ходил ко всем службам, и к ранней обедне. В церкви он стоял, не двигаясь, не прислоняясь, с закрытыми глазами, чтоб не развеиваться. Бывало, что когда ему подносили антидор, он несколько минут этого не замечал.

В праздники он обыкновенно служил.

Но с 1872 года он прекратил все сношения с людьми, кроме настоятеля и своего духовника.

И в монастырскую церковь больше не ходил, а устроил собственными руками у себя в комнатах малую церковь во имя Богоявления Господня.

В первые десять лет он служил литургии в этой церкви каждый воскресный и праздничный день, а в последние 11 лет — ежедневно. Он служил совсем один, иногда молча, а иногда и пел.

Он казался уже не человеком, а ангелом с младенческою кротостью и незлобием.

Когда по делу приходили к нему, он, сказав нужное, уже более не говорил и погружался в молитву.

Тело свое он питал лишь настолько, чтоб не дать ему разрушиться; весь он был полон какой-то духовности, бесплотности.

Все, что получал он, он рассылал по почте бедным, себе оставлял только на покупку нужных книг.

С изданий своих, быстро расходившихся, он не получал ничего, стараясь только, чтоб они были подешевле.

Он в редкие минуты, свободные от молитвы, чтения или писания, занимался ручным трудом. Он прекрасно писал образа, знал хорошо резьбу по дереву и слесарное ремесло.