Двойники | страница 102
— Андрюша, ты Григория Цареграда знаешь? — спросил Марк — чем чёрт не шутит, Радиоактивнейший-то со сдвигами, ходячий сдвиг, может, у него не всё смыло? Может, помнит?
— Ты, Самохвалов, въезжай, — заложил новый вираж Радиоактивнейший, — сон я, говорю. Ну а шеф говорит — дай свою квартиру на вечер, гостей столичных принять…
— Ты Григория знаешь? — не сдавался Самохвалов.
— Знаю. Григория Распутина. Цареграда не знаю. Да, так вот шеф…
— Иди, Дубовичок. Иди и спи, и немедля. Вот, Мастер, теперь остается только к этой Нине.
— Какой Нине?
— Григорьевской…
Дубовичок помялся, затем решил обидеться:
— Так вот вы как? Я к вам со всей душой, а вы мне в эту душу, значит…
— Ты же сон. А на сны — кто ж внимание обращает?
— Интересно, каково это — наплевать в душу сна? — пошутил Кирилл.
Радиоактивнейший в сердцах хмыкнул и вышел вон. А Марк продолжил прерванную мысль:
— В общем, перед исчезновением оставил он мне адресочек. Так и сказал, мол, на всякий пожарный. По-моему, это тот самый случай. Ну, в общем, есть у него тетка какая-то. В смысле — женщина. В смысле — была. Вот к ней бы нам и сходить, а?
— Да как-то неудобно…
— А и хрен с тобой. Сам схожу, — Марк снова пал духом: опять случилась трансверсия. Он хмуро продекламировал:
— Неплохо. Что ж теперь?
— Теперь и пойду. Адресок имеется… Пойду.
Марк засобирался. Засобирался и Кирилл, но, поразмыслив, уселся на диван.
— Я пока побуду здесь, повспоминаю. Может, Разбой зайдет…
— Ну давай, вспоминай. А я пошел.
По дороге Марк увлекся идиотской игрой — стал в уме отрабатывать тактические варианты поведения на случай, если женщина: первое — не помнит ничего, второе — помнит, но смутно, ну и третье — помнит отчетливо. Во всех трех случаях выходила ерунда. Марк незаметно для себя стал просто забавляться всё новыми возникающими в голове сценками. Такое бывает, когда стоишь на краю обрыва и идиотски развлекаешься плевками на глубину. «Товарищ туда улетел, провалился, а ты, скотина…» — вяло попытался урезонить себя Марк.
В таком вот мрачно-игривом настроении он оказался перед дверью квартиры. «Ну и позвоню». Сделал вдох-выдох. Вдавил кнопку.
За дверью послышалось шуршание и тут же звуки открываемого замка.
— Здрась… — хотел было сказать Самохвалов, но ничего не вышло. Дыхание пресеклось.
На пороге стояла маленькая женщина с косичками: два хвостика цвета свалявшейся соломы, перехваченные яркими детскими резинками. Ситцевый халатик, веник в руке, штопаные шлепанцы.