— Сколько ж я Там был? — прошептал Василий.
— Не знаю, забыл на часы поглядывать, уж извини… — отозвался Мирон.
Первая бабка, оставив лопату в неглубокой яме, подошла к Одинокову. Посмотрела на лицо его прямо, посмотрела искоса. Сказала неуверенно:
— Сумлеваюсь я, как величать вас… Вы в мирной жизни кто были? Не батюшка? Примите от покойников, — и с поклоном вручила ему кулёк с медальонами убитых.
— Не, он — не батюшка, хе-хе-хе…
— Дедуля! — дёргался Мирон. — Куда нам прятаться? Мы при свете не уйдём, надо ждать ночи. А то немцы сейчас нагрянут.
— Да они уж тут. Слышишь?
Действительно, вдалеке звучала уже немецкая речь, тарахтели мотоциклы.
— Это пока в том конце, хе-хе-хе, — кашлял дед. — Село у нас длинное. А все ушли. Привязали к трактору телеги, сложили в них вещи, продукты. Скотину всю свели.
— Идёмте, ребятки, — позвала бабка. — За могилками погребок был. Авось уместитесь.
Мирон поднял Васю, и они уже вместе подняли Сашку Иваниди.
— А эти как же? — спросил Мирон, кивая на убитых.
— Прячьтесь, а об энтих мы позаботимся.
Они со своими винтовками кое-как втиснулись в погребок — на деле, это была яма с гнилой дощатой крышкой, незаметная среди разросшихся кустов сирени. Бабки оставили им полведра воды и тихонечко, вместе с дедом, исчезли.
— Что-то ты, Вася, сегодня тихий, — прошептал Мирон. — Сильно шибануло, да?
Помявшись, Василий честно ответил:
— Со мной говорил Господь.
— Понятно. Сильно шибануло. И что он тебе сказал?
— Он велел мне всегда творить правду… Или говорить правду?..
Один целый, один контуженный и один раненный в ногу брели по июльскому лесу.
Уж чего-чего, а лес Вася Одиноков знал. До переезда в Москву в таких ему пришлось глухих местах пожить, что здешний лесок его и не пугал, и трудностей не сулил. Мирон — он, в общем, тоже ведь вырос не в столице. Но, конечно, между туристическими походами «на природу» и нынешним их бегством была большая разница.
Раненый Иваниди вообще ничего в лесу не понимал.
По ходу дела Вася им показывал, на что тут нужно обращать внимание, что можно есть и как ориентироваться. Говорить все они старались негромко.
— Вы зверя не бойтесь. Он сам боится. Главное, не провоцировать его, не пугать. Ой, смотрите: так рано, а пчёлы летят. Хороший день будет… Вот ещё: если вы — на пути зверя, на его тропе, то ему это не понравится. Уходите — он увидит и оценит. У меня случай был. Шёл я, а там кабанья тропа…
Ребята слушали его невнимательно. Никаких зверей рядом не наблюдалось, и вообще они не собирались жить в лесу долго.
