Житие Одинокова | страница 117
— Это что же получается? — Лубенец чуть не плакал. — Что на самом деле он был?!
— Я этого не говорил! — быстро отрёкся от Иисуса Молотилов.
— Как же! Если был кто-то, кто его видел, так, значит, был и он.
— Вовсе нет. Я привёл вам пример научных выводов из религиозных текстов. Мы с вами должны понимать, что фактом является не реальность Иисуса, а реальность текстов об Иисусе! Ведь тексты есть. Неважно, откуда они взялись. Может быть, какой-нибудь Сенека написал пьесу про Страсти Христовы, слухи о спектакле разошлись по миру, а грамотные люди пересказали их в своих Евангелиях. В глазах публики литературный герой стал реальным лицом.
— А-а-а, вот вы как! Реальным лицом!
— Дорогой товарищ! Евангелия даны нам в ощущениях, мы держим их в руках, можем читать, поэтому мы, учёные, изучая реальность, изучаем тексты, а не подлинного Иисуса.
— Так был или нет подлинный Иисус?
— В текстах он есть. И мы, работая с текстами, делаем выводы о том, о чём евангелисты не говорят прямо. Например, Иуда целует Иисуса в Гефсиманском саду, чтобы солдаты, пришедшие схватить пророка, могли бы его узнать. Делаем вывод: внешне он ничем не выделялся из толпы, был такой же, как все, не имел особых примет. Или: когда Иисуса прибили к кресту, римские солдаты бросали жребий, кому достанется его одежда. Вывод: он был одет не в лохмотья. Хотя никто и не описывал его гардероб.
— Так-так. Схватили и прибили. Иисуса.
Лектор недовольно засопел:
— Историю Древнего Рима проходят в школе. Во времена Римской империи казнь на кресте была обычным делом. Безотносительно, кого там прибивали, Иисуса или не Иисуса. И когда меня посылали сюда, в штабе армии уверяли, что на этих курсах достаточно образованный контингент.
— Лубенец! — сурово крикнул комиссар, и хотя он больше не прибавил ничего, комсорг понял и послушно сел на место. Судя по шуму, курсанты желали продолжения перепалки. Лектор заметил это и решил выправить ситуацию. К чему пустые споры? В конце концов, план лекции согласован с политотделом армии.
— Мы с вами знаем, зачем мы в этом зале, — сказал он. — Вы и я — не праздные говоруны, собравшиеся посудачить о пустом. Прислушайтесь! Слышите гром орудий? — и театрально простёр руку свою в сторону окон.
Курсанты прислушались. Несмотря на то, что зима началась чрезвычайно рано: морозило уже с начала октября, и даже выпал снег, — окна зала из-за духоты были приоткрыты, и вместе с холодным воздухом в них действительно втекало ворчание фронта. Пусть оно и не было похоже на «гром орудий», все поняли, о чём говорит лектор. А тот возвышал и возвышал голос: