Житие Одинокова | страница 109



— Не, сейчас не буду. Давай после лекции тяпнем. Мне уезжать только утром.

— Это само собой, но мне выступать не надо, и я, уж прости, одну себе позволю.

Знакомы они были по совместной преподавательской работе. Оба преподавали в Московском институте народного хозяйства так называемые гуманитарные науки: доцент Молотилов — историю, а профессор Мерзликин (он был постарше) политэкономию, и вдобавок вёл работы по заданиям Института марксизма-ленинизма. В июле Мерзликина в звании батальонного комиссара взяли в армию. Он выдержал жаркие бои под Смоленском, стоял насмерть у Ярцева. Был ранен — что обидно, не в бою, а при неожиданном артобстреле: только собрался пообедать, запустил зубы в краюху белого, и тут его — шмяк, и в госпиталь.

По излечении получил направление комиссаром на ускоренные курсы подготовки младшего комсостава 16-й армии.

У Молотилова же нашли какую-то костную болезнь и в армию не взяли. Теперь его прислали на те курсы, где комиссаром — былой коллега, читать лекцию по истории религий. Вот и пожаловался ему доцент, что с начала войны запретили антирелигиозную пропаганду, и как быть?

— Я всю жизнь против религии речи пёр, — продолжал он, — а теперь что делать? Вызывают в райком, говорят: надо. Чего надо-то? Не объясняют ни фига. Запретили пропаганду против. Очень хорошо, я рад. Но никто не объявил попов социально близкими рабочим и крестьянам! Нигде не написано, что они теперь вроде, например, творческой интеллигенции. Религия по-прежнему на птичьих правах, но говорить против неё нельзя. А что можно? Вот в чём вопрос, — и Молотилов развёл руками.

— Да брось, — благодушно ответил ему бывший профессор политэкономии, закусив водку солёным огурчиком. — Возьми методички да почитай. Наверняка что-то написано.

— Где написано?! — вскричал несчастный доцент. — Закрыли все противоцерковные издания! Журнал «Под знаменем марксизма» больше не побивает попов, а гонит обычные статьи по истории. Прикрыли антирелигиозную секцию при Институте философии, а ведь там и писали для нас методички. Даже Центральный музей атеизма, — Молотилов резко махнул ногой, будто выпихивая что-то за дверь, — даже его, фьють, и нету.

— Врёшь, — недоверчиво сказал Мерзликин.

— Какой «врёшь»! Чего бы мне врать!.. Нас, историков, просто бросили, чтобы мы сами решали, о чём докладывать народу, что ли? Ведь история — что? Простое скопище тупых фактов. В ней главное — трактовка! В этом острота, в этом идеология, чёрт возьми! А как теперь трактовать? А?..