Джорджия Уоррен подняла глаза на обоих. В ее жестком взгляде нетрудно было прочитать намек на то, что эта пожилая дама очень хорошо поняла все то, чему только что оказалась свидетельницей. Но обсуждать это не намерена. Если, конечно, эти двое также предпочтут делать вид, будто ничего не произошло.
Кроме того, как объяснил Саманте Говард, хорошо знавший свою мать, Джорджия, несомненно, по-своему восприняла инцидент в лифте. И не исключено, что усмотрела в нем возможность будущего шантажа со стороны медсестры.
Эллиот подумал, что сейчас его мать постарается использовать инцидент, чтобы уклониться от процедур. А заодно и попытается выведать у него кое-какие подробности, чтобы при необходимости принять контрмеры.
Первые же слова Джорджии подтвердили, что Говард не разучился читать мысли матери.
— Да, я позавтракала, — ответила она Саманте. — Съела немного клубники со сливками. — Помолчав, улыбнулась и добавила: — Но если вы надеетесь, что сегодня я соглашусь на пытки, вроде тех, которые физиотерапевты именуют упражнениями с эластичным поясом, то глубоко ошибаетесь. Приехал Говард, и мне хотелось бы провести весь день с ним. Мой сынок редко навещает свою бедную старую мать. А ведь одному Богу ведомо, долго ли мне еще дано любоваться своим единственным чадом. Вы мне принесли что-нибудь, милая?
— Ничего, мама, — вместо Саманты ответил Говард, сделав шаг вперед и осторожно погладив Джорджию по плечу. — Разве что немного песку, попавшего мне в ботинок. А теперь скажи, почему ты решила отказаться сегодня от физиотерапии? Или хочешь получить удар, играя вечером в той пьеске? Как, кстати, ее название? А, вспомнил! «Камилла»! — Говард наклонился и поцеловал ее в напомаженную щеку. — Должен тебе сказать, мама, что эта роль не совсем соответствует характеру твоего сценического дарования. Честное слово, ты так прекрасно выглядишь, что никто не поверит в твою смерть по ходу спектакля.
Саманта сразу же поняла, что Говард и его мать говорили друг с другом на двух языках. Один был ей доступен, другой, более интимный — нет. К последнему, видимо, относилась и последняя, наполовину эзоповская, фраза сына. Миссис Уоррен сердито откинулась в кресле. Ей показался совершенно лишним взгляд, который искоса бросил на нее Говард, явно означавший просьбу держать язык за зубами.
Джорджия Уоррен и не собиралась ничего говорить о том, что видела сына, целующимся в лифте с ее новой медсестрой. Она также не имела никаких намерений выговаривать Саманте и тем более увольнять девушку. И даже обошлась без банальной шутки о некоей посудомойке, осмелившейся поцеловать короля… Нет, ничего такого не последовало. Джорджия просто желала спокойно сидеть в своем кресле и не заниматься физиотерапией. Саманте была предоставлена полная возможность осыпать пожилую даму упреками. Благо, миссис Уоррен отлично знала, что последнее слово все равно останется за ней.
