Тукция пошла вперед на огни, озираясь, полураскрыв рот от изумления. Узкая улица казалась усаженной красными цветами в темной вышине, — это светились фонари, напоминавшие формою фаллус. Их было так много, что глаза разбегались.
«Где я?» — подумала она и тотчас же догадалась («Вот Делийский мост»), что находится в квартале, называемом Субуррою. Остановилась перед богатым лупанаром.
Над воротами его красовался освещенный фаллус, во дворе журчал фонтан, и брызги с легким шумом падали в цистерну, а рядом стояла статуя волосатого не то фавна, не то сатира, с козлиными ногами и рогами.
— Приап, Приап! — радостно засмеялась Тукция и захлопала в ладоши, узнав бога плодовитости и продолжения рода; таким он был в Арпине и Цереатах, таким же стоял в ее кубикулюме, покинутом навсегда.
К ней подошел сторож с провалившимся носом и гноящимися глазами.
— К нам хочешь? — спросил он, оглядывая Тукцию, как покупатель — лошадь. — Поговори с хозяином. Вот он… видишь?
Вместо отвратительного человека, которого она ожидала увидеть, у водоема сидел муж с веселыми глазами и улыбкой на губах?
— К нам? — взглянул он на нее. — А где работала? Знаешь любовное ремесло?
Она стояла в нерешительности.
— Я возьму тебя, и ты должна будешь пройти нелегкую выучку, Но не пугайся. У меня будешь получать еду, питье, одежду, а гость будет мне платить за тебя. Но помни: отсюда не смеешь уйти, я внесу тебя в список, который передам эдилу…
Она долго колебалась, но решив, что деваться ей некуда, согласилась.
— А если мне надоест? Если я найду работу? — тот час же шепнула она.
Я не задержу тебя, клянусь Венерой! Уплатишь мне все издержки — я вычеркну тебя из списка,.. Согласна?
Он грубо обхватил ее и тихо прибавил:
— Эту ночь проведешь со мной: такой у меня порядок. А потом… потом примешься за увеселение гостей.
Бородатый пропретор высадился после солнечного заката на набережной Рима в сопровождении двух рабов, обремененных тяжелой ношей. Остановившись на ступенях широкой лестницы, которая подымалась от реки к городу, он осмотрелся.
Темные тучи громоздились в небе причудливыми глыбами ярко-медного оттенка. От них по земле ползли коричневые сумерки, и набережная жила деловой суетою торговцев, рабов, блудниц, клиентов, ремесленников. Шум толпы, резкие голоса, зовы сливались в единый гул, залетавший в небольшие узенькие улички, маленькие дома, теряясь среди огромных зданий большого города.
Всюду мелькали золотые огоньки: они испещряли набережную, соединяясь по-двое, по-трое, — это медленно двигались торговцы сладостями.
