Невольно хочется посмотреть. Уж очень уверенные у него движения. Я останавливаюсь.
Рукава у него засучены. Породу он перемешивает в поде голыми руками, потом молодецки встряхивает лоток, сбрасывает пустые камни. Полощет долго, опять встряхивает. В лотке остается один черный шлих. Тогда он слегка плескает водицей, шутя наклоняет лоток — шлих разбегается. В лотке блестит золото... Ловко! Прямо как фокусник.
Максаков знает, что здорово вышло, и весело смеется, потирая остуженные пальцы.
— Ну и моете вы! — одобряет его один старатель. Улыбаются и другие.
— Этаким вот, — поднимает Максаков над снегом ладонь, — без порток по приискам бегал. Пора научиться!
Знает он дело. Этого не отнять. И действует, разумеется, на зрителей. Его слушают, и просьбы его уже звучат приказаниями.
Меня трогают за плечо. Отзывают в сторонку. За отвалами дожидается человек. Узнаю его издали. Это тот, что беседовал с инженером, Бахтеев, язвительный спорщик.
Он идет мне навстречу. Без всяких предисловий, пытливо всматриваясь в мои глаза, Бахтеев значительно говорит:
— Вас Иван Григорьевич просил поспешить на прииск... Очень нужное дело.
В словах его слышится доброжелательство.
— Хорошо, сейчас поеду, — тихо отвечаю я.
— Поезжайте! Нужное дело, — повторяет Бахтеев и кивает головой в сторону отвала. — Видали птицу? Совсем как хозяин! Я старый рабочий и должен сказать, — не даром все это!..
Я быстро иду к своей лошади. В голове рой мыслей... Чувствуется, что Бахтеев связан с Иваном Григорьевичем какой-то тайной. А сейчас и меня вплетают в узел. Это трогает и интригует...
Прежде чем я успеваю дойти до лошади, меня догоняет Максаков. Он отводит меня в сторону. Рука его ложится мне на плечо. Он говорит быстро, решительно:
— Владимир Сергеевич, человек я коммерческий и прямой. Откровенно скажу: свою выгоду соблюдаю! Сколько вы получаете жалования?
От неожиданности я называю сумму.
— Так-с, — продолжает Максаков. — Мне нужен топограф и техник. Для начала даю вам вдвое. Идет?
— То есть как? — Я даже остановился. — Вы предлагаете перейти к вам на службу?
— А как же! — Максаков раскатывается своим добродушным смехом. — Все оформление я беру на себя. Можете не бояться!
Я смотрю пристально в его наглое, здоровенное лицо. Несколько секунд длится молчание. Кажется, что он начинает понимать мои чувства. Смех запинается и тухнет. Лицо Максакова багровеет:
— Ну чего вы на меня так уставились?.. Не хотите — не надо!
Он резко поворачивается и уходит, подергивая плечами.
