— Рад, что мои поцелуи тебе еще не приелись, — сказал герцог, — я не устаю целовать тебя и готов делать это всю жизнь.
При этих словах он приподнял ее голову и поцеловал Нириссу сначала осторожно, затем, почувствовав, как ее тело затрепетало в ответ, более страстно.
— Разве может быть что-нибудь великолепнее этого? Я видел, любимая, как ты красива, когда я впервые встретил тебя, но сейчас ты бесконечно прекраснее. Наверное, оттого, что теперь ты больше не маленькая девочка, а женщина.
От слов мужа Нирисса вспыхнула, и он сказал:
— Может быть, ты стесняешься, но мне кажется, дорогая моя, когда я преподношу тебе уроки любви, я заставляю тебя чувствовать себя женщиной.
— Твои уроки столь многогранны, и мне хочется еще многое узнать, особенно как заставить тебя… любить меня.
— Ты сомневаешься, люблю ли я тебя теперь?
— Надеюсь, любишь, — ответила Нирисса, — но, дорогой мой, мне приходится восполнять собой столь многое в твоей жизни — и больше всего Лин!
Она проговорила последние слова дрожащим голосом, ведь она всегда боялась, что муж тоскует по Нину, а значит, как бы великолепно они ни проводили время вдвоем, их жизнь существенно отличалась от жизни в доме, который герцог любил и которому всецело принадлежал.
— Убежден, в Пине все в порядке, — сказал герцог уже другим тоном. — Я попросил твоего брата следить за моими лошадьми (уверен, ему это только по нраву) и не уезжать, пока твой отец не соберет всех сведений, необходимых для его книги.
Мирисса удивленно воскликнула:
— Неужели это правда? Ну как тебе удается так сочетать в себе доброту и рассудительность?
— Кроме того, я поручил своему управляющему, — продолжил муж, — послать с ними в «Приют королевы» двух слуг, когда они будут готовы уехать. Слуги позаботятся о них.
Мирисса чуть не задохнулась от нахлынувших чувств и, уткнувшись лицом в шею мужу, пробормотала:
— Мне становится стыдно, что сама я совсем перестала волноваться за папу. Ты можешь посчитать, будто я ищу себе оправдания, но мне так трудно думать о… чем-нибудь или… о ком-нибудь… кроме тебя!..
— Именно поэтому я весьма эгоистично ре-шип позаботиться о твоем отце и Гарри за тебя. Если тебе и следует о ком-нибудь волноваться, то только обо мне, и это мое требование!
— Меня… заботит… только твое… счастье.
— Отлично, — одобрительно заметил герцог. — Ты должна сосредоточиться только на мне, и я начну ревновать, если ты станешь думать о ком-либо еще.
— Думать о ком-либо еще… слишком сложно для меня, — призналась Мирисса.
