Так трудился и совершал свой земной путь отец Киприан под кровом Сергия Преподобного. Любил он горячо свою святую обитель. Жил и дышал ее молитвами и постепенно укреплялся душой, готовя себя к вечной жизни. В начале апреля 1953 г. он сильно заболел. Болезнь его была какая-то непонятная. Скорее всего, он крайне обессилел по старости: ведь ему было уже за восемьдесят. Но он все продолжал служить молебны у священной раки Преподобного, хотя уже с трудом передвигался. «Старец Божий, — скажет ему кто-либо из братии, — тебе уже пора на покой, а ты все трудишься». Улыбнется отец Киприан да и скажет опять присказку свою любимую: «Поделай, поделай, пока есть день белый…».
В середине апреля он совсем занемог. Сидел или больше лежал в своей келии. Келейника он себе никогда не просил, — даже теперь, когда сам почти ничего не мог делать, он обходился без келейника.
«Старец, — сказал ему однажды отец Благочинный, — может, дать тебе келейника, ведь сам-то ты совсем беспомощный?»
«Спасибо, батюшка, спасибо, — ответил отец Киприан, — у меня хороший свой келейник есть».
«Да кто же это у тебя?» — поинтересовался отец Благочинный.
«А Киприан-то иеромонах — он у меня все делает».
Так старец до последнего дня не оставлял своего благочестивого юмора. И все мудрил своими шутками. Потом он совсем слег в постель. Почти перестал есть, хотя ему приносили каждый день с братской кухни все горячее. А потом, видя, что старец все равно ничего не ест, и носить совсем перестали.
И диво — чем только жил отец Киприан? Правда, он часто причащался Святых Христовых Тайн — почти каждые два дня. Вот это было его пищей и радостью. После Святого Причащения он всегда как-то свежел, делался веселее, радостнее. Даже встанет со своей коечки да походит немного по келии. Спал он тоже очень мало. Чуть-чуть забудется и опять откроет свои глаза. И все шептал Иисусову молитву. Она была его главным и постоянным утешением. Иногда он совсем затихал. Даже не слышно было и шепота. Но по выражению лица можно было видеть, что старец молится умной молитвой, сокровенной.
Сначала, когда он заболел, к нему все ходили братия навещать, а потом совсем не стали ходить. Целыми днями и ночами старец был совсем один. И он не обижался ни на кого. А если что-либо подать — так ему ничего не нужно, он ничего не употреблял. Вот и лежал день за днем, готовясь переходить в иной, загробный мир. Так как койка стояла недалеко от окна, то ему хорошо был виден кусочек неба. Старец устремлял свой взор то на небо, то на святой образ в углу. Особенно внимательно он вглядывался в небесную высь в ночное время, когда небо было усеяно яркими звездами. В его маленькое окно видна была одна яркая звездочка. Хотя она и была совсем-совсем крошечной, но сияла так сильно! Эта звездочка одиноко блестела в стороне от всех других. Но в эту ночь — в последнюю свою ночь — старец с изумлением заметил, что около одинокой звезды загорелась еще одна. «Еще одна звездочка, — тихо промолвил себе старец. — Еще одна загорелась…».
