У Троицы окрыленные | страница 47

Кроме того, Саше трудно было объясняться с глухими старушками. Дает он ей свечечку, а она говорит (да так медленно: куда ей спешить-то!), что ей совсем свечки-то не надо, а дай ей просфору. Саша дает ей просфору, а она говорит: «Нет, касатик, мне вовсе не простую надо просфору, а заказную». «За сколько вы заказываете?» — спросит Саша старушку. А она руку прикладывает к уху: ей еще раз повтори, она не расслышала. Но если Саше удается все уяснить, то здесь возникает новое замешательство. Надо подождать, пока бабушка достанет свои деньги: они у нее за восемью узлами. А народ шумит, гудит. Надо скорее. Вот Саша и нервничает. В таких случаях он совсем уходил в себя. Углублялся в свою душу и, чтобы не потерять самообладания, читал Иисусову молитву.

Тяжелое у Саши было послушание. Очень и очень тяжелое. Но он не горевал. Он знал, что его на это дело поставил сам Преподобный Сергий. Поэтому он и не роптал и тем более не отчаивался. Награды себе он здесь, на земле, не ожидал. Да ему ничего и не надо было. Радость его была вся в Боге, в молитве, в послушании. Если у него выпадала свободная минутка, он читал духовные книги. Читал жития святых — это было его самое любимое чтение. Бывало, сидит на скамеечке, сожмется весь в комочек, ничего и никого не видит и читает, читает…

Роста он был невысокого, даже ниже среднего. Сложения плотного. Крепкий он был телом. Иначе, с плохим здоровьем, такое послушание не вынести. Одежда у него всегда была ветхая, плохонькая. Сапоги слишком большие. Ходил он как-то по-особому, совсем не как другие. Шмыгал сапогами, задевал за углы, камни. Вот от этого обувь у него всегда была рваная. «Саша, да у тебя сапог-то каши просит», — скажет, улыбаясь, встречный брат. Саша и виду не подает. Тихонечко поклонится — и пошел дальше.

Года через два по приходе Саши в монастырь ему дали рясофор. Сильно радовался он этому. Старец его, которого Саша особенно любил, благословил ему эту новую одежду, окропил святою водичкой, прочитал особую молитву и обрядил его в рясофор. Чудно и неловко ему было вначале ходить в рясофоре. Особенно клобук налезал ему на глаза, и он не мог видеть, что творится вокруг. А ряска сильно мешала широкими своими рукавами. Когда он продавал свечи или просфоры, то длинные и широкие рукава так мешали Саше, что он прямо не знал, что с ними сделать. А мешали они вот как. Достанет, например, Саша просфорочку, положит ее на ящик, а сам потянется за свечкой, вот тут рукав и заденет за просфорочку, и она полетит вниз. Надо искать. А там, внизу, темно, надо свечку зажигать. Но потом Саша привык и к широким рукавам, и к клобуку. Он просто делал. Когда, например, видел, что народ, как волны, прибывает, прибывает, он снимал свою рясу с длинными и широкими рукавами, снимал клобук и в одном подрясничке работал.