Самоотвержение по отношению к сердцу должно состоять в том, чтобы отвергнуть желание жить только для своего удовольствия, не домогаться утешений, радостей не только чувственных, но и духовных, опасаясь излишества их как духовного пьянства. Как вещественное вино, принимаемое нечасто и в меру, веселит сердце человека, ободряет, придает силы для труда, а выпитое не в меру причиняет большой вред, так надобно думать и о духовных утешениях, особенно в настоящем нашем состоянии, когда грехолюбивая природа наша легко может злоупотреблять ими. Если без нашего домогательства Бог пошлет нам утешение, то надобно принимать его с благодарностью, как незаслуженный дар Божий для подкрепления нашей немощи, а в случае скорби не малодушествовать, не унывать, но с покорностью воле Божией принимать как полезное, необходимое врачевство наших душевных недугов и как должное возмездие за грехи и все делать для угождения Богу.
О порядке подавления страстей
Для успеха в подвигах самоотвержения недостаточно оставить прежние пороки, греховные привычки, слабости, обычаи, не довольно подавлять и одни производные страсти, все равно, как бесполезно отсекать одни крайние ветви ядовитого дерева — от ствола и корня опять вырастут новые ветви; чтобы истребить дурное дерево, надобно вырвать корень его. Так и в нравственной жизни надобно сначала подавить главные страсти — родоначальницы прочих страстей, от которых происходит целое полчище пороков[242]. А из этих главных страстей прежде всего надобно подавлять первое порождение самолюбия — гордость; иначе обуздание одной чувственности с ее страстями, без подавления гордости, без подчинения духа Закону Божию, будет бесполезно, даже может еще питать и усиливать духовную гордость, которая гибельнее всех чувственных страстей. Диавол пал одной гордостью, и пал глубоко, безвозвратно. А с подавлением гордости легче будет побеждать и прочие страсти. Потому прежде всего надобно стараться о приобретении смирения. Оно должно быть основанием духовного здания добродетелей. Как высокие здания без фундамента не могут прочно созидаться и долго стоять, так и добродетели без смирения не могут быть твердыми, устоять против искушений и не имеют внутренней чистоты и достоинства, все равно как яблоко, по наружности красивое, а внутри гнилое. Хотя и. пост нужен в начале подвижничества для подавления плотской страсти, для облегчения деятельности души в молитве и духовном размышлении, но без смирения и пост не принесет пользы, даже может еще послужить пищей самомнения, тщеславия. Иные страх Божий считают началом как премудрости, так и спасения. Так думает преподобный Кассиан и лествицу, по которой надобно восходить к высшему нравственному совершенству, изображает так. Начало премудрости и нашего спасения, говорит он, есть страх Божий. От страха Божия рождается спасительное сокрушение; от сокрушения сердца происходит отвержение мира, нестяжательность; от этого — смирение, от смирения происходит умерщвление своей воли; от умерщвления своей воли увядают корни страстей; а от этого все страсти душевные исчезают; а когда страсти исчезнут, тогда добродетели плодятся, возрастают. А от возрастания добродетелей происходит чистота сердца; чистотой сердца приобретается совершенство апостольской любви. И таким образом достигнем до края любви, которая есть Бог
