— Оружие есть? — сбил с мысли клерк.
— Есть. Нож.
— Сдай. Будешь выходить, заберёшь.
Щавель отвязал ножны, положил на барьер.
— Девятый номер, — клерк спрятал нож куда-то под стойку, протянул взамен кожаный жетончик. — Не потеряй. Ещё оружие есть?
— Больше нету.
— Надо проверить. Не двигайся.
Страж отставил алебарду, проворно обыскал гостя. «С ним на рынке рядом не стой, — подивился ловкости дружинника Щавель. — Мигом без кошелька останешься».
— Чист, — доложил стражник.
— Проходи и жди своей очереди, — пригласил клерк. — Секретарь проводит тебя.
Второй страж распахнул дверцу и Щавель пролез в залу не чета первой: куда больше размером и гораздо богаче коврами. Это была настоящая приёмная князя, а не отстойничек перед пропускным тамбуром. На стенах поверх ковров висели портреты новгородских властителей от Прусака и доныне, в большинстве своём писанные по холсту маслом, но встречались древние, выполненные бесовским способом. Под портретами напротив друг друга сидели двое. Рослый статный боярин с седыми бровями и окладистой чёрной бородой, в высокой собольей шапке, шитом золотом парадном кафтане и красных сапогах. Боярин восседал, откинувшись на стену, руки уложив на колени, словно готовился пружинисто подняться и дать в морду толстяку-греку, по-мышиному суетливо бегающему маслинами глаз с портрета на портрет. «Купец», — определил Щавель по роскошному заморскому наряду. Появлению нового человека грек обрадовался, как глотку свежего воздуха, оторвался от картин и с благодарностью уставился на Щавеля. Во взгляде сразу промелькнуло брезгливое любопытство при виде неподобающей одёжи. Боярин грозно вздохнул. Грек инстинктивно окунул голову в плечи и снова забегал глазками по картинам. Щавель невозмутимо уселся на свободную скамью и принялся ждать своей очереди.
В дальнем конце зала растворилась низенькая дверца. Из неё вынырнул похожий на грифа человек.
— Боярин Волокита, прошу Вас пожаловать к светлейшему князю, — произнёс он неожиданно густым басом.
Боярин ещё раз прожёг взором грека, степенно взмыл на ноги и скрылся. Напряжение сразу пропало, будто у магнита отпилили половину, превратив его в однополярный магнит. Во всяком случае, именно так представлялся Щавелю разнопротивный союз купца и боярина, когда каждый из оппонентов является катетом, а отношения, меж ними возникающие, гипотенузой, с которой кормятся сами катеты и все, кому не лень.
Аудиенция боярина не затянулась и вскоре он вылез, как из норы, в приёмную. На миг случилась грозовая атмосфера, но уже грек устремился предстать пред очи светлейшего.
