Работорговцы - Юрий Фёдорович Гаврюченков

Сидящие у костра похватались за оружие, когда старый Щавель вскочил, целясь из лука в темноту.

— Не стреляйте! — голос с дороги был необычный, глубокий приятный баритон. — Я один.

— Подойди, — приказал Щавель. — Держи руки на виду.

Под ногами затрещали ветки. Идущий старался ступать шумно, чувствуя за собой косяк. В отблеске пламени появился одутловатый мужчина, бородатый, рыхлый, с покатыми плечами, над которыми горбом высился необычного вида сидор.

— Ты очень тихо шёл по дороге, — проворочал Михан. — Винись, дурак. Другорядь поймаешь стрелу.

— У меня сапоги мягкие, — примирительным тоном оправдывался гость. — Мужики, я бард, иду в Новгород и могу развлечь вас балладой.

— Присаживайся, четвёртым будешь, — Щавель опустил лук, убрал стрелу в колчан, сел, скрестив ноги, положил колчан на траву подле налуча, а лук поверх и замер, бесстрастно уставившись на пришельца. — Раздели с нами ужин и покажи своё кунг-фу.

Жёлудь, его сын, на голову выше отца и шире в плечах, уложился не так споро. В сноровке молодца чувствовалась сила, но не было стремительности и ловкости, что прибывает с опытом лишь к седым волосам.

— Сидай, незваный, — Михан опустился на бревно, пристроив палицу под рукой. Щит и оба дротика подтянул поближе, чтобы пришелец не мог до них достать.

Бард распрягся. Длинный кожаный сидор хранил драгоценные гусли красивого янтарного дерева.

— Тебя звать как? — спросил Михан.

— Филипп, — бард устроился между отцом и сыном, уложил гусли на колени.

— «Солнышко лесное» только не вздумай петь, — предупредил Жёлудь. — От его Михана сразу пучит, а потом он начинает мощно пердеть и бегает по лесу кругами, роняя добро.

— Не слушай его, он дурак, — возразил Михан.

— Развлеки нас балладою, — смиренно, словно всю жизнь лил воду в сухой песок, обронил Щавель. При том молодые враз осеклись.

Бард профессионально улыбнулся, тронул струны. Звук придал ему сил. Плечи распрямились, взгляд оторвался от котла, в котором булькало вечернее варево.

— Я расскажу вам историю, достойную храбрых мужей, имеющую в себе мораль, полезную и молодым, и мудрым.

— Про Конана? — спросил Жёлудь и замер с открытым ртом.

— Песнь из эпоса о Плешивом Драконе, повелителе пчёл и пчелиных жилищ, силу которому давала река с именем женщины. Это история отважной девы-воительницы Фанни Каплан, сразившей Плешивого Дракона. Она вступила с ним в бой принародно и нанесла несмертельную рану. Деву схватили подручные Дракона и казнили, а тело сожгли. Плешивый Дракон удалился залечивать раны в страну Маленьких Гор. Он утратил могущество и власть, силы оставили его. Через несколько лет он испустил дух, тоскливо воя. Вот о чём я поведать хочу, о, отважные! О храбрости девы, коварно ударившей в спину, но зрением слабой.