— Почему?
— Груб… В новом веке над ним будут потешаться. Как мы потешаемся, когда лечат кровопусканием.
какие мы умные!..
— Держись крепче, дед.
Конечно, я мог ощетиниться. Так запросто, меня мудаком… Болтунья! Но с другой стороны…
— Держись крепче, я сказала!
Но с другой стороны, кем я вижусь ей после той лунной ночной атаки?
— Как теперь, дед, дорога — нормалёк?
С таким трудом мы (мое поколение) пробились в свободу языка. С таким скрежетом!.. С таким запозданием… А ей — нормалёк. А ей — всё задаром… да она же наследует нам! — вдруг дошло до меня.
Но на колдобах ей было бы лучше не газовать.
— Ах, ах. Значит, и в зад не дрючили… Как же так?.. Жизнь уже прожил!.. Не обижайся, дед. Я всех спрашиваю.
— Бывает.
— Что «бывает»?
— Бывает, что женщина всех об этом начинает спрашивать.
До нее дошло.
— Что ты имеешь в виду, дед?
— Да ладно… Женщинам это прощается.
Мелкая месть. Но так получилось.
Я думал, она взорвется. Думал, рассвирепеет. А она обиделась:
— Дед… Я ведь не сказала, что меня дрючат.
— Да ладно.
Она отчеканила:
— Я. НЕ. ПРО. СЕ-БЯ!
— Ладно, ладно.
— Дед! Ты мудак. Я же про… Я про современную женщину… Вчера только в газете читала. «Московский комсомолец»! Всерьез обсуждают… Умные люди спорят!
— Я же сказал: женщинам прощается.
Только теперь она озлилась:
— Дед, а ты мудачок ядовитый.
— Ну что ты.
— А не боишься, что я тебя выгоню на хер из машины?
В каких-то ста метрах от шоссе опять заминка — объезд из-за ремонта. Резко рванув руль влево (меня опять бросило), Даша рассказывает анекдот о Чапаеве — о том, как знаменитый Василий Иваныч написал наконец свои мемуары. Воспоминания о войне. Первая фраза далась рубаке с трудом: «Я вскочил на коня, пришпорил и отправился в штаб дивизии, не зная зачем…»
Я помнил анекдот, но смолчал. Иногда интересно услышать вдруг вырвавшийся собственный смех рассказчика.
— Книга, дед, триста страниц. Представляешь! Триста!.. А последняя фраза в этой его книге такая: «И вот я приехал в штаб дивизии».
— И всё?
— И всё.
— А о чем же книга?
— А там на каждой странице — всюду — повторяется в каждой строчке одно и то же коротенькое слово: «Цок-цок. Цок-цок. Цок-цок…»
Я дождался — Даша выдала сама себе счастливый смешок.
Я спросил:
— И все триста страниц «цок-цок…»?
— Все триста.
— Понятно.
— Мог бы и засмеяться, дед.
Мог бы. Но рябило в глазах… Пятна мелькающей земли!.. Когда в мчащейся машине вдруг (ни с того ни с сего) вспомнишь о самом себе, то даже не сразу понимаешь, кто ты?.. где ты? почему ты здесь?.. В этом освобождении от «я», должно быть, и припрятано нехитрое счастье движущегося человека. Знай мчи вперед!
