Странное нежелание использовать первоначальные военные успехи Ирака наглядно свидетельствует о стремлении Саддама к миру и все еще теплившейся у него надежде на возможность договориться с тегеранскими муллами. Он определенно не хотел ни разрушать, ни оккупировать Иран. Однако его добрая воля не была правильно оценена хомейнистами и привела к ряду печальных последствий для иракцев: иранская армия была спасена от разгрома, а Тегеран получил выигрыш во времени для реорганизации и перегруппировки своих войск. О том, что Саддам не хотел войны и всячески стремился остановить ее, говорят его слова, сказанные им тогда, когда военные успехи иракцев были несомненными: «Несмотря на нашу победу, если вы сейчас меня спросите, нужно ли было вступать в эту войну, я скажу: лучше бы мы ее не начинали. Но, к сожалению, у нас не было иного выбора».
В годы иракско-иранской войны еще больше усилился культ «великого героя, бесстрашного командира, мудрого политика» Саддама Хусейна. Он был одновременно и отцом нации, и ее славным сыном, храбрым воином и мудрым философом, радикальным революционером и… образцом мусульманина.
Будучи ранее совершенно светским лидером, он, неожиданно для многих, в том числе и для соратников по БААС, стал изображать из себя истинного правоверного. Более того, Саддам объявил, что «наша партия» не только ничего не имеет против религии, но и «черпает свой дух на небесах». Ислам и арабский национализм неразделимы, провозгласил президент-главнокомандующий, не забыв напомнить всему миру, что он, Саддам, — прямой потомок пророка Мохаммада.
Что же касается необузданной иранской враждебности к нему, то она заставляет серьезно усомниться в подлинности исламских притязаний Тегерана. На самом деле, говорил он, муллами движет желание повернуть ход исламской истории, зачеркнуть знаменитую битву при Кадисии (635 г. н. э.), когда арабская армия повергла на колени персов и заставила их принять ислам. Теперь, по его словам, пришло время для второй Кадисии, и он, Саддам Хусейн, преподаст персам урок истории.
Напомнил иракский президент своим соотечественникам вновь и о «славном прошлом Месопотамии», о ее правителях и, прежде всего, о своем любимом Навуходоносоре, превратившемся в «великого арабского вождя, который воевал с персами и евреями». Как вполне искренне говорил сам Хусейн: «Клянусь Аллахом, я мечтаю об этом и желаю этого [выступить в роли Навуходоносора]. Для любого человека это честь — мечтать о такой роли… Вспоминая о Навуходоносоре, я думаю о великих возможностях арабов и о грядущем освобождении Палестины. Ведь и Навуходоносор был арабом из Ирака, пусть и древнего Ирака. Именно Навуходоносор привел плененных еврейских рабов из Палестины. Вот почему каждый раз, когда я думаю о Навуходоносоре, я хочу напомнить арабам, особенно иракцам, об их исторической миссии».
