Сара Шримптон, которая тогда работала куратором, а теперь занимает пост арт-директора лагеря, рассказала мне, что «в то время школы были сильно ориентированы на классическую музыку. Так что у нас люди искали музыку другого рода. В лагере не было жанровых предпочтений. Там плечом к плечу могли работать музыканты всех направлений. Просто невероятно, чего им удавалось добиться его за неделю. Сначала шли занятия по основному инструменту, а потом отправлялись на репетиции чего-нибудь такого, с чем они раньше вообще не имели дела, или при желании играли в коллективе — рок-группе или фольклорном ансамбле. Затем они показывали свои авторские произведения».
В лагере ребята ничем не напоминали типичных школьников. Хотя Том и здесь не вполне вписался в общий круг, его артистические способности дали ему возможность проявить свою индивидуальность, которая внезапно оказалась интересной и привлекательной для слушателей.
Один из других участников музыкальных сессий в лагере, Мартин Брукс, рассказал автору этой книги, что Том все же держался особняком. «Он одевался совершенно иначе, чем остальные, — говорит Мартин. — Все ходили в джинсах и футболках, а он намеренно носил жилеты. Он явно хотел одеваться не как все. Это был своего рода сельский шик: твидовые костюмы, галстуки и все такое. Немного похоже на Кевина Роуленда. Он открыто демонстрировал иронию по отношению к самому себе и своему стремлению выступать на сцене. Даже в том возрасте он не был одержим собой, он имел четкую, сознательную установку „вот кто я". У него было твердое понимание, кто он есть и что хочет делать».
Собственно, Том хотел лишь одного: играть! К концу недели ему представился шанс дать публичное выступление по своему выбору, и он выдал («болезненно», по определению Мартина) версию песни «Roxanne» из репертуара The PoLice. И хотя Том не особенно блистал с технической точки зрения (пока!), он держался на сцене с уверенностью, не свойственной ему в обычной жизни.
«Впервые нашел нечто такое, что мне действительно нравилось; полагаю, нравилось мне именно внимание, — заметил Том позже, рассказывая о своем первом опыте сценических выступлений. — Я хотел быть знаменитым, я хотел внимания. Что в этом плохого?» (Характерно, что он сам и отвечает на собственное суждение: «Во всем этом всегда есть нечто чертовски нездоровое».)
В то время в его жажде публичности не было ничего нездорового. Он завел новых друзей, хотя бы на неделю, он узнал, что на свете есть люди, так же страстно любящие музыку, как и он сам. Обнаружил, что можно быть фанатом Joy Division или Стинга, но не обязательно при этом сидеть в своей комнате наедине с гитарой и записями.
