Гобе снова заржал, на этот раз скривившись так, как маске вуду и не снилось. Смеялся он долго и качественно: согнувшись пополам, держась за живот и сотрясаясь всем телом. Правда, в перерывах между приступами смеха Гобе все-таки смог приказать бойцам садиться, трижды попить воды и согнать со своего кресла Шныгина, никак не желавшего опускать пятую точку на чудной и неудобный металлический стул. Наконец, когда агенты уже стали дружно собираться плюнуть на психиатра и уйти из его сумасшедшего кабинета, Гобе смеяться перестал.
– Странно, я думал, что смогу смоделировать заразительный смех. Видимо, где-то просчитался, – задумчиво проговорил он и опустился в кресло Людовика Четырнадцатого. То есть не в личное кресло короля, а в то, какие делали в его эпоху.
– Жаль, конечно, что вы сами ничего не поняли, но другого я от спецназовцев и не ожидал, – продолжил свою речь Гобе. – Объясню на пальцах. Скажите, как по-вашему, почему во время операции по захвату беглеца даже страдающему похмельным синдромом пришельцу удалось установить определенный контроль над вашим разумом?.. Да потому, что вы концентрировались на инопланетянине и ожидали того, что тот попробует заставить вас делать какие-то неприятные вещи, – профессор усмехнулся. – Минуту назад я старался сделать примерно то же самое. То есть, говоря по-простому, хотел вас заболтать до полусмерти. Вы все ждали этого и, слушая меня, начали погружаться в различные степени транса. И лишь Микола нашел спасение от этого…
– То есть, герр Гобе, вы хотите сказать… – начал было делиться своими догадками Зибцих, но профессор его оборвал.
– Именно! Я хочу сказать, что вся атмосфера этого кабинета, мое поведение и особенности речи были направлены на то, чтобы оказать отрицательное воздействие на вашу психику, – оскалился француз. – Найти спасение от такого воздействия очень просто, и месье Пацук вам это продемонстрировал. Достаточно просто отрешиться от окружающего, погрузиться в себя, и воздействие на вас ослабнет, постепенно сойдет на нет. Микола перестал меня слушать и обращать внимание на окружающую обстановку. Он начал петь, а визуальное внимание сконцентрировал на моей шкатулке. Кстати, принадлежавшей некогда Марии Медичи.
– А сколько она сейчас может стоить у антиквара? – тут же полюбопытствовал Пацук, но Шныгин оборвал его.
– Да помолчи ты, сало стяжательное! – рявкнул он, а затем повернулся к профессору. – Так это что же получается, что мы совсем не исключительные? Защищаться от воздействия пришельцев сможет каждый?
