Этот старик поступил утром, у него практически не работали обе ноги, и на костылях он передвигался с трудом. У него был удивительный взгляд, который словно рентгеном пронизывал. В нем не чувствовалось враждебности, но и дружелюбия не было, казалось, он говорил: «Посмотрим, какой ты есть на самом деле». А может, это Антону только почудилось?
Они прошли по длинному коридору, и возле двери с табличкой «Манипуляционная» Антон остался, заняв очередь, а Миша направился к выходу. Больные развлекались разговорами о болезнях и лекарствах, сойдясь во мнении, что в манипуляционной на капельницах сегодня сестричка была «не очень» — не одному подпортила вены иглой. Тут подошел крупный толстый мужчина с одышкой, и все переключились на новую тему — у него кто-то из «залетных» украл мобильный телефон. Мужчина энергично живописал, что сделает, если поймает вора, а нестройный хор больных всячески поддерживал его и давал ценные рекомендации. Антону было скучно слушать это.
«Все эти слова не имеют под собой ничего реального — лишь пустой звук! Толстяк не найдет вора, а если даже найдет, то побоится сам что-либо предпринять, в лучшем случае обратится в милицию. Больные с подпорченными венами так же будут стоять в очереди в манипуляционную, дожидаясь, когда начинающая медсестра станет на них тренироваться, неумело тыча иглой. Лекарства будут покупать по-прежнему дорогие и много, по рецепту лечащего врача, давая тому возможность получить свой процент от аптеки. А в очередях на процедуры новые больные будут обсуждать болячки, лекарства и кражи».
Антон, зайдя в процедурную, обменял шоколадку на уколы и поспешил обратно в палату. Закрывая за собой дверь, он на мгновение встретился взглядом с инвалидом, и это не улучшило ему настроение. Лег на койку и попробовал почитать детектив, но не читалось.
Палата была крошечная, в нее помещалось лишь две кровати с продавленными сетками, две тумбочки и умывальник в углу. Закрытое пространство давило, смутно напоминая о чем-то нехорошем в его скрытой, забытой прошлой жизни. Внутри него стало нарастать раздражение, ни на что конкретно не направленное, но требующее выхода. В такие минуты он был зол на весь окружающий мир. Хотелось дать волю отрицательной энергии, которая клокотала в нем.
Лежа на койке, прикрыл лицо детективом, словно спрятался от мыслей, от серого потолка в паутине трещин, от давящей на психику ограниченности пространства, от больных в коридоре и особенно от старика-инвалида, преследующего взглядом. Внезапно Антон понял, что не может вспомнить, какого цвета у инвалида глаза. Взгляд помнит, а цвет глаз — нет.
