– Не думаю, чтобы кто-то из монаршей семьи здесь бывал, – сказал Стивен, – так что у них тут, не столько королевский шик сколько королевский пшик. Игра слов, да и только.
Неужели так и будет – одна игра слов, подумала она.
Они глядели друг на друга, он отчасти с удовлетворением, кое вынудило его обратиться к ней почтительно:
– Как приятно, что вы нашли возможность встретиться со мной, миссис Хопкинс, тем более что я даже не намекнул, о каком одолжении хотел бы вас просить.
– Я рада, что вы меня пригласили. У меня как раз сегодня утро свободно, потому что прием иностранных студентов закончился.
И она вкратце поведала ему о своих приключениях со студентками из Гонконга.
Возник официант, принял заказ на кофе и особенно пышно исполненную булочку с кремом, о существовании которой Стивен был прекрасно осведомлен. Они поговорили о том о сем, пока он не воспользовался моментом заявить, что организует комиссию по подготовке празднования юбилея церкви Святого Климента, памятника стабильности и относительного мира в пределах Великобритании. Он высказал надежду, что миссис Хопкинс согласится принять посильное участие в работе этой комиссии.
– Да-да, спасибо, я утром получила ваше объявление по почте.
– Ну так как? Вы не против?
– Идея неплохая, хотя, как я уже вам говорила, я неверующая. А кто будет руководить комиссией? Вы?
– Да, пока не найдем того, кто лучше с этим справится.
Она посидела молча, разглядывая поверхность стола, а затем, бросив взгляд на Стивена, спросила: что же у него за резон праздновать долгожительство англиканской церкви?
Стивен понял, на что она намекала.
– Вы, миссис Хопкинс, по-видимому, не могли не обратить внимания, – сказал он, – что люди иудейской веры волей-неволей жили в совершенно непредсказуемых условиях и подвергались преследованиям – в том числе и в двадцатом веке. Оттого для меня так желанна стабильность. А перед нами – великолепный пример именно этого качества – ведь, надо надеяться, стабильной наша жизнь будет и впредь. Церковь Святого Климента отнюдь не архитектурный шедевр. Я хочу помочь ей, потому что жизнь моя в Хэмпден-Феррерсе сложилась, мне кажется, счастливо. – И он протянул руки вперед, демонстрируя искренность своих слов.
– А-а, в том самом Хэмпден-Феррерсе, – сказала она себе под нос, – где только что избиты и изгнаны двое совершенно никому не мешавших молодых людей – только потому, что они гомосексуалисты.
– Может, и гомосексуалисты – но не евреи.
