Из чего следовало, что празднование полуторатысячелетии церкви надо бы отложить еще на целый век…
О, нет-нет, Господи! Отец Робин с болью в сердце оглядел тускло светящийся интерьер. Пора делать дорогостоящий ремонт: колокольня покосилась, колокола того и гляди рухнут.
И, разумеется, через сто лет его тут уже не будет.
Он выключил фонарь и встал на колени перед алтарем. Он пылко молился, прося Господа наставить его на путь истинный. Хочет ли Господь, чтобы он, Робин, незамедлительно сообщил приходу, какова истинная дата постройки церкви? Или же, наоборот, Господь предпочел бы, чтобы Его Обитель была довольно скоро отреставрирована? Может, хотя бы контрфорс поставить, Господи? Чтобы укрепить колокольню? В любом случае, ошибку эту с датой, совершенно понятную, сделал не теперешний служитель Господа Нашего, так ведь? Отнюдь не я, Твой покорный слуга, создал эту ситуацию, не меня и винить. Не введи нас в искушение, Господи. Хотя…
Разве не лучше ему помалкивать про свое открытие?
Зрение его подводит. Он ведь и сам мог ошибиться?
Отец Робин закончил молитву. Глаза прикрыты, руки стиснуты, губы поджаты.
В церкви воцарилась полная тишина – суровая, глубокая, исполненная праведных дум…
И Бог даровал священнику свое благоприятное решение:
Никому ничего не говорить.
Праздновать юбилей, как и планировалось.
Отец Робин поднялся с колен, перекрестился и, исполненный ясности духа, вышел наружу. Чему быть, тому не миновать.
* * *
В десять тридцать Пенелопа Хопкинс сошла с автобуса на Хай-стрит в Оксфорде и вскоре добралась до кафе «Королевский шик».
Вид кафе имело довольно импозантный, вход обрамляли коринфские колонны. И не важно, что они были длинноваты при таком нешироком фасаде.
Поднимаешься на три ступеньки и через стеклянную дверь попадаешь в элегантное помещение. Темные, лакированные деревянные панели на стенах перемежались длинными зеркалами, в которых посетители могли разглядывать себя и своих спутников.
Стивен Боксбаум уже восседал за круглым столиком, откуда хорошо был виден вход. Как только Пенелопа оказалась внутри, Стивен встал, приветливо улыбаясь. Оделся он непарадно: темно-бордовая рубашка, бежевый пиджак и бурые брюки. Волосы зализаны назад. Стивен снял очки и засунул их в нагрудный карман пиджака.
Сама Пенелопа – не без опасений, что будет одета совсем не по моде, – надела синее платье с воротником-стойкой и аметистовые серьги, когда-то принадлежавшие любимой тетке.
Пенелопа впервые оказалась в «Королевском шике» и потому отметила его приятную атмосферу.
