Конни настолько привыкла думать об Эдварде как о человеке, уверенно шагающем по жизни, удачливом, неуязвимом, что ей было трудно перестроиться. Глядя на него, видя в его глазах тени воспоминаний о своей несчастливой любви, она вдруг прониклась к нему особым сочувствием. Рука самопроизвольно потянулась и в порыве утешения погладила его по щеке. К ее удивлению Нед перехватил ее руку, сжал, потом, совершенно уже поразив Конни, повернул и поцеловал в середину ладони. Не зная, как на это реагировать, она вскочила с дивана и подошла к окну. Эдвард тоже встал.
— Поверь мне, Конни, в двадцать восемь еще не слишком поздно влюбиться, — мягко проговорил он. — Может, тебе следует дать волю своим чувствам и посмотреть, что из этого получится.
Они стояли слишком близко друг к другу. Ее кожу покалывало там, где пальцы Неда прикасались к ней, и где-то внизу живота она почувствовала вспышку жаркого голодного пламени. Ощущения странные, незнакомые и не сказать, чтобы очень уж приятные. Она прислонилась к стеклу, образовав между собой и Эдвардом пробел в пару дюймов.
Обычно он чувствовал ее настроение, но сегодня, похоже, не замечал предупредительных сигналов. Вместо того чтобы освободить ее руку и отступить, он наклонился вперед, медленно приближая свою голову к ней.
— Иногда здравый смысл может быть отброшен далеко, — прошептал он.
— О… о чем ты?
Его губы оказались в непосредственной близости от ее рта.
— Вот о чем, — проронил он, и его губы коснулись ее.
Конни закрыла глаза. Она сейчас отнюдь не планировала свою работу на завтра, вообще ни о чем не думала. Разве о том, что Эдвард целуется совсем не так, как Рональд. Ну, еще о конгрессмене из Кентукки. И о попечителе Смитсоновского музея.
Эдвард сильнее сжал ее талию. Глубоко внутри нее вновь вспыхнуло пламя и забушевало совершенно бесконтрольно.
И Конни отдалась пожару.
Аннет бросила взгляд на часы.
— Почти половина шестого, — объявила она. — А сегодня пятница и тринадцатое число. Что случилось с Рудом? Как это он пропускает такую золотую возможность предсказать бедствие?
— Он уже ушел, — ответила Конни. — Поехал в аэропорт встречать дочь. Сегодня она возвращается домой из Европы.
— А, тогда неудивительно, что здесь так тихо. Ну, раз Рудольфа нет, я тоже побегу, пока ты не устроила тартарарам вместо него.
Конни скривилась.
— Неужели я вела себя настолько ужасно эту неделю?
— Ну, не так уж и ужасно в конечном счете. Наверное, не страшнее льва, озверевшего от зубной боли.
