Повесть об одном эскадроне | страница 48
Наташа побледнела, отшатнулась от окна.
— Господи, что же это такое, — шептала рядом ее мать…
На крыльцо опять поднялся Покатилов, содрал с рук перчатки, скомкал, бросил на землю. Сидевший на крыльце Джерри глухо заворчал.
Покатилов отшвырнул его ударом ноги и вошел в дом.
— Пардон, погорячился. Понимаете, каков подлец — еще агитирует. — Жорж улыбнулся прежней адъютантской, заученной улыбкой и внимательно осмотрел пальцы правой руки. На них кровоточило несколько ссадин. Разглядев их, Наташа похолодела.
— Ну, я ему показал… — Покатилов подошел к столу. — Еще раз, миль пардон. А, нет ли у вас йоду?
Наташа убежала к себе.
…Девушка тяжело вздохнула и, словно отвечая на немой вопрос раненого, отрицательно покачала головой. Во время затянувшегося молчания Воронцов внимательно смотрел на нее. Он пытался понять, о чем думает эта чудом появившаяся в его убежище девушка с таким милым русским лицом.
«Звери…»— повторил он про себя ее слова. Может быть, есть еще надежда, что девушка окажется такой же хорошей, как и ее лицо?
Мысли его начали путаться, голова закружилась, и перед глазами роем взметнулись мохнатые расплывающиеся мухи. Видимо, сильно разбередил он рану, неосторожно ударившись плечом о печку. Под повязкой набухало что-то теплое, липкое. Лицо девушки поплыло в сторону, заволакиваясь пеленой, и уже из темноты прозвучали ее странно далекие слова:
— Вы не бойтесь меня. Я вас не выдам!
Наташа склонилась над раненым, осторожно стирая душистым платочком бисеринки пота со лба. «Какое приятное лицо, открытое, честное».
Девушка расстегнула воротник его гимнастерки. Показалась повязка из заскорузлых бинтов, местами раскисшая от крови. На мгновение Наташе стало не по себе. Вспомнились окровавленные перчатки на крыльце, которые она заметила утрам… «Если его найдут, то как с теми — два выстрела и… все. Что делать?» Она поднялась на ноги. Раненый дышал ровнее, но краска еще не возвратилась на его щеки. Девушка поспешила к двери. Там она снова обернулась, настороженно посмотрела на лежавшего без сознания человека и побежала к дому…
Комната, отведенная Покатилову и двум другим офицерам, была погружена в полумрак. Пахло застоявшимся табачным дымом и кислыми огурцами, которыми закусывали, отмечая победу на станции.
Офицеры спали. Один из них, подпоручик с багровым до синевы лицом, громко храпел, в горле его что-то клокотало. Спутанные волосы разметались по валику дивана, голова запрокинулась, и острый кадык натужно ходил под кожей, словно подпоручик и во сне продолжал что-то глотать. Другой офицер, совсем еще мальчик, спал спокойно. Он устроился на полу. В откинутой руке зажата недокуренная папироска, пепел обсыпал шинель и ослепительно белую простыню. На левой щеке прапорщика — видимо, он только что повернулся во сне — отпечатались рубчиками узоры пухлой диванной подушки, вышитой бисером.