— Гражданин начальник, — заговорил он торопливо, глотая окончания слов, — не примите за назойливость и вмешательство в ваши дела, но я, как вполне идейный ваш искренний сторонник-с, полагаю своим долгом-с предупредить, что подходит время-с пароля и переговоров по линии. Так сказать, проверка с постов по телеграфу…
— Пароль вам известен? — резко обернулся к нему Дубов.
— Меняют-с. Господин, виноват-с, фельдфебель знают…
Дубова неприятно поразил напуганный, бегающий взгляд телеграфиста. Некоторое время он испытующе смотрел на него. Мелькнула мысль — договорились…
— В случае чего учти — тебе первую пулю.
— Да я…
Дубов не слушал.
— Лосев, — крикнул он, — приведи фельдфебеля в аппаратную! — и быстро зашагал к станции. У покосившегося крана с надписью: «Кипяток» — остановился, подобрал с земли прутик и стал’ хлопать себя по бриджам. Мучная пыль поднялась плотным облачком.
— Течет? — спросил Дубов телеграфиста, кивнув на кран.
— Простите?..
— Течет, говорю, вода? Не кипяток, а хоть что-нибудь?
— Простая — за углом. Водокачка работает исправно-с. А этот, извините… — Телеграфист пожал плечами.
Дубов свернул за угол, сбросил гимнастерку и нательную байковую трофейную рубашку. Тело его оказалось молочно-белым, жилистым и неимоверно худым. От живота к груди, постепенно густея, поднималась русая кучерявая поросль. У плеча краснел глубокий шрам: видимо, еще не так давно Дубов был ранен в плечо. На спине виднелось несколько мелких отметин — следы осколков фугаса, память германского фронта.
Командир мылся долго, довольно пофыркивая, и телеграфисту стало морозко смотреть, как синеет худое его тело под ледяной струей воды.
Потом Дубов отряхнулся, как собака, и начал ладонями сгонять с себя воду.
— Позвольте-е, может, я полотенце принесу?
— Ерунда, так здоровее, ясно?
Кожа командира покрылась пупырышками и стянулась. Дубов поплясал на месте, затем торопливо натянул рубаху и только после этого стал вытряхивать побелевшую от муки гимнастерку.
Одевшись, он долго и тщательно затягивал ремни и сгонял на спину складки гимнастерки, поправлял кобуру с наганом.
Телеграфист потерял терпение.
— Простите, время-с уходит… — напомнил он осторожно.
— Знаю, что уходит. Пусть подождет фельдфебель, поволнуется. И потом — мне с ним долго разговаривать не к чему. Да или нет, ясно? Сразу, с ходу, как говорят в кавалерии…
Фельдфебель, видимо, действительно успел многое передумать, пока ждал красного командира. Увидев Дубова, он встал во фронт и, демонстрируя отличную выправку старого служаки, доложил:
