В семнадцатом году, когда солдаты пошли по домам, Яшка примкнул к отряду красногвардейцев и «делал революцию» в южных городах. Примкнул потому, что дома у него не было и возвращаться было некуда, и еще потому, что с детства научился ненавидеть разжиревших на выгодной хлебной торговле с заграницей одесских буржуев… Встретившись с Фомой, Яшка привязался к нему всем сердцем, пошел за ним и в молодую Красную Армию. Все бы хорошо, но нет-нет да и сказывалась уличная закваска.
— Мне и самому, Фома, надоело, да только ничего с собой поделать не могу. Будто и не я, а кто-то другой, — ответил наконец Швах.
Первые дни рейда прошли спокойно, почти буднично. С рассветом эскадрон становился на дневку, а вечером, когда солнце садилось за горизонт, отправлялся дальше. По расчетам Дубова, на третий день после перехода фронта должны были выйти к линии дороги в районе станции Кокоревка и здесь поджидать бронепоезд.
…Темнело. Солнце висело над невысокими холмами, длинные тени бойцов скользили по мелкому придорожному кустарнику. Вечерний воздух был наполнен позвякиванием стремян, легким стуком копыт и сдержанными, вполголоса, разговорами. Предвечерняя тишина, безлюдье полей и уже возникшая привычка к необычному положению притупили у бойцов то чувство напряженности, с которым еще вчера они передвигались в тылу врага.
Дубов оглянулся, с удовольствием вслушиваясь в знакомый шум колонны на марше.
— Освоились, — беззаботно сказал Костя, встретив взгляд командира, и посмотрел на часы. — Через пятьдесят минут ровно трое суток, как мы в рейде. А кажется, месяц уже прошел.
— Костя, веди колонну, а я пройдусь по рядам, поговорю с ребятами.
— Есть, вести колонну, командир, — радостно ответил Воронцов и приосанился в седле.
Иногда его обуревали честолюбивые мысли. Почему он, образованный, всеми признанный смельчак, все еще остается рядовым разведчиком? Молод? Но ведь есть командиры полков и даже дивизий ничуть не старше Кости. Не доверяют? Почему? Не из-за того же, в самом деле, что был гимназистом? Правда, Костя и сам чувствовал, что не хватает ему еще серьезности. Нередко он позволял себе мальчишеские выходки. Однажды в минуту затишья, когда и красные, и дроздовцы, истомленные долгим боем, залегли, не в силах ни идти в атаку, ни контратаковать, Костя вдруг заметил на ничейной полосе огненно-рыжую лисицу. Плутовка петляла, пытаясь миновать вооруженных людей и найти спокойное место. Да где они, спокойные места, на объятой огнем Курщине? Костю словно толкнуло, он вскочил на коня и под улюлюканье своих и белых загнал рыжую… Начдив сказал тогда: «Хотел было тебя на взвод ставить, Воронцов, да вот…»
