А тут, значит, пришёл вызов. Всё-таки пришёл. Не отказали.
Мы пошли чуть быстрее. Старые акации стояли вдоль бульвара шпалерами. Они закрывали от нас солнце, и нам не было жарко.
До отъезда Эли был у нас ещё год. Это максимум.
Когда он пройдёт, мэр (в городе его называли мэрваська) вырубит все эти акации и продаст их шашлычникам на дрова.
Эля уедет.
И хорошо, что она не увидит, как будут уничтожать бульвар. Уж очень она его любила.
А уничтожали не только бульвар, не только акации, постепенно уничтожали город. Хочется сказать «планомерно уничтожали», но это не так, это неправда. Его уничтожали хаотически. Без какого бы то ни было плана, без какой бы то ни было стратегии или простейшей тактики.
Уничтожали, даже когда что-то возводили, даже когда пытались окультурить. То построили смешной конфигурации домину, которую горожане тут же обозвали мошонкой, то поставили памятник академику, изобразив его босиком и в ночной рубашке.
А однажды мы с художником Колючим обнаружили совершенно новую, не известную нам, городскую достопримечательность. Тоже памятник. Он был тихо, без шума и лишней помпы, поставлен соратниками какому-то генералу ВДВ. Изготавливали монумент, судя по всему, умельцы-дембеля в ремонтных мастерских ближайшей десантной дивизии.
Художник Колючий сделал вокруг генерала два витка, а на третьем упал на землю и стал по ней кататься. Кататься в припадке нездорового хохота.
— Смотри! — кричал хохоча Колючий. — Смотри.
Я посмотрел. Фигура генерала была сложена из трёх отливок, стоявших одна на другой, как шары снеговика. Между собой отливки связывали толстые швы аргонной сварки. А больше ничего необычного и тем более смешного в памятнике я не увидел: мужик в сапогах шестидесятого размера, поверх сапог — штаны с наварными лампасами, выше — генеральская шинель, ещё выше — фуражка. Из спины у генерала торчало нечто волнообразное. При этом, как водится у наших памятников, взглядом он упирался в даль.
— И чему ты радуешься? — сказал я. — Жуть какая-то.
— Это парашют, — кричал Колючий. — За спиной у него — парашют.
— Ну и что?
— А то! Что этот генерал по замыслу скульптора прыгал с парашютом в фуражке, в шинели и в штанах с лампасами. Видишь лампасы? Видишь?
Пока мы осматривали генерала с его лампасами, вокруг нас собралось много больших, тяжёлых мужчин. На их животах и ляжках трещала ставшая тесной военная форма, береты были сдвинуты на затылки. Из-под них дыбились чубы и залысины. Мужчины окружали нас и нехотя молчали.
