— Располагайтесь, будьте как дома! — сказал он, вызывая меня на разговор.
— Я — сын вашего старого знакомого шейха Али ат-Татави, — выпалил я, чтобы положить конец своему двусмысленному положению.
Радушие на его лице подернулось тенью безразличия, однако, по-видимому, он еще не потерял надежды заполучить клиента.
— Храни Аллах его душу, это был прекрасный человек, — вымолвил он.
Боль, таившаяся внутри, не давала мне уйти, я решил сделать попытку:
— Отец говорил мне о благочестивом святом по имени Заабалави, которого он встречал в доме вашей чести… Ах, сударь, он мне очень нужен, — если, конечно, он еще среди живых.
Апатия разливалась по его лицу все шире, поглощая все эмоции. Я не удивился бы, если бы он выставил меня за дверь, а со мной вместе и всякое воспоминание о моем отце.
— Это было очень давно, — проговорил он тоном, явно показывавшим, что прием окончен, — и я его едва припоминаю.
Я встал с кресла, чтобы успокоить хозяина, но, уходя, все же спросил:
— А правда он был святым?
— Мы смотрели на него как на чудодея.
— Где же его теперь найти? — спросил я, сделав еще шаг в направлении двери.
— Насколько мне известно, Заабалави ютился в общежитии Биргави при Аль-Азхаре[9], — ответил он, перебирая какие-то бумаги на столе, всем своим видом показывая, что больше рта не раскроет. Кланяясь и рассыпаясь в благодарностях и извинениях, я покинул комнату. В голове у меня от смущения стоял шум, так что я не слышал, что происходит вокруг.
Я отправился в общежитие Биргави, расположенное в старом, густонаселенном квартале. Оказалось, что время поглотило почти все здание, оставался только ветхий фасад да дворик за ним, якобы находившийся под присмотром — на самом-то деле его использовали как помойку. В заколоченной входной нише расположился с лотком старинных книг по теологии и мистицизму какой-то невзрачный паренек, еще неоперившийся юнец.
На вопрос о Заабалави он поднял на меня узкие воспаленные глаза и с недоумением сказал:
— Заабалави! Благодатные небеса! Когда же это было?! Да, верно: он жил в этом доме, пока в нем еще можно было жить, сиживал вот здесь и рассказывал мне о старине… Но где его сейчас искать?
Огорченно пожав плечами, он отошел, чтобы обслужить появившегося покупателя. А я двинулся дальше — расспрашивать окрестных лавочников. Одни — и таких было немало — ничего о нем не знали, даже имя им было незнакомо, другие элегически вспоминали счастливые времена, проведенные с ним, но понятия не имели, где он теперь, третьи открыто насмехались над этим человеком, называли его шарлатаном и советовали мне лучше обратиться к врачам — будто я к ним никогда не ходил! Так мне и пришлось вернуться домой ни с чем.
