В прозрачной и бездонной выси моргали светляки звезд, бесшабашно бредущих по Млечному Пути Планета Земля, полыхая в темных космических закоулках и тупиках, стремглав брела своей извечной дорогой. Вместе с Землей ползла и сама ее Дорога — сорокамиллиардоножка. Светляк Солнца напоминал о себе теплом, сгущенным за день в бетонных плитах, по которым неторопливо шли сейчас спасители светлячков и улиток. И где бы они ни ступали — раньше здесь проползал, пробегал, проплывал солнечный лучик, оставивший след теплом, травинкой, птичьим щебетом.
Проводив заявителей и ответчицу до дома, милиционер откозырял и еще раз напомнил Рафаэльке:
— Не забудь отдать Стасику частное определение. Пусть завтра же приступит к исполнению.
И добавил:
— Непорядок, действительно непорядок! Упустили…
Утром Рафаэлька вновь постучал в дверь лейтенанта Барханова, внес литровую банку молока и поставил ее на стол перед милиционером. Банка дымилась.
— Бабушка и Киса прислали, — объяснил Рафаэлька. — Приговор приведен в исполнение! Сейчас, отнесу Стасику второй листочек, у них скоро первая перемена. Я придумал! Пусть они в опасных местах специальные знаки установят, а на них улиток нарисуют. Все тогда поймут, что надо под ноги смотреть.
— И под копыта! — подсказал лейтенант Барханов.
— Так я пойду, ладно?
— Иди, милый, — заулыбался лейтенант Барханов и. отхлебнув молочка, зажмурился: — Парное! Аж светится!
На столе дремало дописанное стихотворение, а на самом листе бесцветно спали две дюжины светлячков. Лейтенант Барханов вытряс их сюда из кобуры и дописывал стихотворение при' живом удиви тельном свете. Сейчас, под солнечным ливнем, наотмашь бьющим из окна и гарцующим на зеркально чистом стекле на столе лейтенанта Барханова, светлячки, конечно, угасли и уже не казались такими загадочными и прекрасными, какими были ночью. Но уж ночью-то живых батареек на две последние строчки, наверное, хватило с лихвой.
Лейтенант Барханов не дал Рафаэльке прочитать это стихотворение. Он вообще неохотно показывал стихи. Вдобавок это была не служебная лирика для стенгазеты «Всегда на посту», а очень личное стихотворное послание неизвестному Рафаэльке адресату поэта «Щит и Меч».
Впрочем, об этом можно было и догадаться. Ясно ведь, что даже милиционеры не пишут по ночам для стенгазеты стихи при свете светлячков, расставленных по листу как постовые.
Зато в очередной милицейской стенгазете поэт «Щит и Меч» поместил свое новое стихотворение. Заканчивалось оно так;
