Литературная Газета 6353 (№ 01-02/2012) | страница 42





Бурлюк Д.Д.Письма из коллекции С. Денисова. - Тамбов, 2011. - 728 с. - 1000 экз.

Тамбовский коллекционер Николай Алексеевич Никифоров вёл переписку с "отцом русского футуризма", проживающим в США поэтом и художником Давидом Бурлюком, с 1956 по 1967 год, до самой смерти адресата. С годами переписка стала еженедельной; коллекционер не только рассказывал Бурлюку о Тамбове (поэт там учился в гимназии и с теплотой вспоминал город), но и посылал ему советские газеты, журналы, был для него главным источником информации о жизни в СССР. В свою очередь, Бурлюк направлял ему свои картины, некоторые части архива. Их отношения вышли далеко за пределы знакомства и даже дружбы по переписке: Бурлюк и его жена просили Никифорова называть их Па и Ма, "как принято в Америке", а Николай Алексеевич считал себя "духовным сыном" Давида Давидовича. Письма публикуются впервые на средства коллекционера Денисова, выкупившего архив Никифорова.

Главчит Татьяна ШАБАЕВА

Неповторимые и незабываемые

Неповторимые и незабываемые

КНИЖНЫЙ  



  РЯД

Трубадуры советских времён



Сергей Мнацаканян.Ретроман, или Роман-Ретро: Мемуары поэта. - М.: МИК, 2011. - 464 с. - 3000 экз.

Есть, на мой взгляд, два типа мемуаров. Первый - когда главным героем становится "я" автора, и в этом случае судьбы других персонажей воспринимаются только через призму этого "я". Второй - когда главные герои - люди, о которых повествуется, а авторское я является действующим лицом ровно настолько, насколько может быть таковым видеокамера. В первом случае восприятие будет, несомненно, более субъективным, во втором - более объективным.

У Сергея Мнацаканяна получилось нечто третье - обаятельное и живое, увлекательно субъективное и панорамно объективное повествование о поэтах и прозаиках бурной московской литературной жизни 60-90-х годов. "Не получилось романа, как ты его ни прочти[?] / Вышла сердечная рана с язвой до самой кости[?]" Это начало одного из стихотворений последнего раздела книги "Дагерротипы". Строки, которые можно было бы поставить эпиграфом к "Ретроману". И совсем не потому, что не получилось романа. Роман-то как раз получился - ностальгический и щемящий, а потому - что "вышла сердечная рана", обнажилась память, которой нестерпимо "жаль, что ещё одна дверь захлопнулась без возврата".

С нежностью и благодарностью вспоминает Сергей Мнацаканян о людях, с которыми посчастливилось встретиться, об известных до сих пор и ныне забытых, о тех, с которыми многие годы дружил, и о тех, с кем свела судьба лишь мимоходом. И есть в таком подходе особое благородство памяти: можно было бы забыть о них, не писать вовсе, ведь никто не неволит.